После обеда его высочество изволил выйти на обширный двор станции с князем А. И. Барятинским (тогда еще генерал-майором, командиром Кавказской гренадерской бригады) и долго с ним прогуливался. У ворот в карауле стояли несколько вооруженных туземцев; к ним подошел цесаревич, осматривал их оружие, вышитые серебром шапочки и сделал им через меня несколько вопросов. Вскоре затем князь Гагарин зашел в отведенную ему комнату, где и застал меня за пятым, кажется, стаканом чаю. «Ну-с, до сих пор слава Богу все идет хорошо, – сказал он довольным тоном. – Его высочество очень весел, доволен и благодарил меня за обед; но вот сообщу и вам приятную новость: за обедом государь наследник спросил меня, «кто это у вас молодой офицер, так хорошо владеющий грузинским языком?». Я назвал вас, а князь Бебутов прибавил: этот молодой человек, пробыв несколько месяцев на Лезгинской линии, также отлично выучился по-татарски. «Да, – изволил сказать его высочество, – если бы нам побольше таких молодых офицеров на Кавказе, польза была бы большая; их нужно поощрять». Само собой, я был очень обрадован такому лестному вниманию, вспомнив при этом, что то же самое сказал обо мне уже и князь М. С. Воронцов генералу Чиляеву при проезде в 1849 году через Элису.

Просидев с полчаса за трубкой, князь Гагарин возвратился в покои его высочества, где была составлена партия в вист, сказав мне, что пока гости не лягут почивать, нам следует быть на ногах. Прошло еще часа полтора, я то ходил по двору, то дремал сидя и мечтал о блаженной минуте, когда можно будет залечь спать в экипаже, в котором я уже примостил себе нечто вроде постели. Наконец, показался князь Гагарин, и мои мечты о близком сне были разбиты в прах. Он объявил мне, что предполагается большая перемена в маршруте поездки его высочества, что нужно немедленно сделать все соответствующие распоряжения и что поэтому я должен ехать тотчас же назад в Ахалцых и Ахалкалаки, устраивать все лично на месте. Затем мы пошли к князю Бебутову, который передал мне измененный маршрут; я тут же у него написал себе открытый приказ ко всем местным начальствам, чтобы немедленно и с точностью исполняли мои словесные требования, считая их за личные приказания его, князя Бебутова.

– Я вполне уверен, – сказал мне Василий Осипович, – что вы, любезный З., отлично все устроите и не произойдет нигде никакой сумятицы.

– Постараюсь, ваше сиятельство.

И в ту минуту, когда все укладывались спать, я, утомленный, полусонный, не имея, во что переодеться, вместо ожидаемых на другой день в Кутаисе празднеств, удовольствий и удобств сел в перекладную, закутался в бурку и поскакал назад на Мелитскую станцию, куда и прибыл до рассвета.