Проехали мы с бароном Гертом по всем пунктам, где стояли заготовленные лошади, перевели помещения и запасы с одних пунктов в другие, осмотрели на Чебуретской возвышенности строения штаба Донского казачьего полка, чтобы в случае ненастной погоды и невозможности доехать в один день из Ахалцыха в Ахалкалаки, здесь устроить ночлег; подравняли насколько можно было дорогу до Ахалкалаки, особенно крутоватые подъемы и спуски в бесчисленных балках, пересекающих эту возвышенную плоскость – одним словом, сделали все, что было нужно и возможно; затем возвратились в турецкую деревню у подножия чебуретского подъема (название забыл), где предполагался завтрак для государя наследника. Ту т я остался отдыхать до следующего дня, когда должен был состояться приезд, а Герт уехал в город, чтобы быть там к вечеру прежде въезда высокого гостя и выручать своего бедного уездного начальника, потерявшего, без сомнения, уже окончательно голову.

Оставшись один в деревушке, я почти целые сутки провел в беседе с собравшимися для встречи старшинами. Хотя я говорил по-татарски на адербиджанском наречии, а они – на чисто-турецком, однако мы без затруднений понимали друг друга. Проводя параллель между этими ахалдыхскими турками и мусульманами Лезгинской линии, даже Елисаветпольского, Нухинского, Кубинского и других закавказских уездов, я заметил, что первые далеко не так враждебны к христианам вообще и к русским в особенности, что они вообще как-то степеннее, более заботятся о торговых сельскохозяйственных интересах, чем о политических, игравших тогда в восточной части Закавказья такую важную роль вследствие соседства с театром борьбы нашей с главой мюридизма. Если мои собеседники не с особенным глубокопочитанием отзывались о своих местных властях и судьях, то не потому что они были гяуры, а потому что эти чиновники или ничего не понимали в местных условиях и обстоятельствах быта туземцев, или, еще хуже, кривили душой и угождали двум-трем местным аристократам, то есть собственно плутократам, эксплуатировавшим жителей целого участка. Ничего в этом, конечно, особенного и не было: везде есть свои кулаки и соковыжиматели, борьба с которыми вовсе не так легка, как кажется.

На другой день я еще раз верхом съездил на Чобурет, чтобы осмотреть и дорогу, и казачьи помещения, нашел все в порядке и около полудня вернулся в деревню. Вскоре показался поезд, сопровождаемый эскортом куртин на прекрасных лошадях, в живописных костюмах, с пиками. Погода была отличная, даже довольно жаркая. После завтрака все вышли из палатки; подали экипажи с новозапряженными лошадьми немецких колонистов, уселись и тронулись. Но не успели отъехать полверсты, начался сразу крутой подъем, в запряжке экипажа государя наследника что-то оборвалось, и его высочество вынужден был выйти. Спросив у меня, длинен ли и все так же ли крут этот подъем, на что я доложил, что в некоторых местах еще круче, его высочество приказал подать себе верховую лошадь и предпочел проехать до вершины верхом. Часть свиты осталась в экипажах.