До чего скука одолевала и солдат, можно видеть из следующего: с одной оказией солдатик ухитрился привезти контрабанду – живого поросенка (жители возопили бы, увидав у себя свинью), и все капральство возилось и дрессировало его до того, что поросенок стал выделывать разные уморительные штуки: бежал на зов, взбирался на нары, хрюкал по приказу, наконец, верх его искусства, на вопрос: «Как солдат делает казенную работу?» – поросенок медленно, еле-еле переставлял передние ноги, а на вопрос: «Как солдат делает свою работу?» – торопливо топал ногами. Просто маловероятно, и я, по крайней мере, не предполагал, чтобы свиная порода была так понятлива, но я рассказываю факт. Был у них еще молодой гусь, которого приучили гоготать при кличке, летать по зову и садиться на плечо и т. п.
В течение зимы выдался, однако, светлый, радостный день. Это было 24 октября. Мы, обыкновенная компания, собиравшаяся большей частью на молотильную площадку, невдалеке от моей сакли, сидели, болтая и покуривая, как вдруг барабан ударил тревогу. Не прошло минуты, на площадке уже не было никого, все бросились в свои сакли надеть сюртуки, взять шашки; солдаты, как муравьи, выползали из своих конур, и роты, построившись в назначенных местах, ждали своих командиров. Через 5–10 минут уже раздавалось в разных углах аула «здорово, братцы» и «здравия желаем, ваше благородие». «Направо, скорым шагом, марш» – и все тянулось в гору через аул. Одна очередная дежурная рота осталась в ауле для прикрытия, остальные три с двумя горными орудиями бежали, как я уже говорил. Порядка следования ротам не назначалось, все торопилось и кто скорее поспеет к выходу из аула в гору, тот и оказывался впереди, ибо на самой дороге уже обогнать не было возможности. В этот раз, впрочем, как и всегда, оказалась впереди 1-я мушкетерская рота капитана Броневского (о нем скажу ниже), она занимала крайние сакли и была ближе всех к выходу из аула; за ней очутился я со 2-й ротой, за мной вытянулись горные орудия, а в хвосте – 1-я гренадерская рота и при ней сам наш главнокомандующий майор Б.-Д. День был ясный, теплый, один из прекраснейших осенних дней; много солдат было в шинелях, многие в одних рубахах, иные в полушубках, не успев их сбросить при выходе из сакли; эти последние бедняги утирали ручьи пота и вдобавок выслушивали остроты, сыпавшиеся со всех сторон. «Братцы, глянь-ка, наш Лупалка совсем окоченел, давайте его оттирать» – и общий хохот раздается по рядам. А люди между тем работают ногами, как истые скороходы. Оглянешься – в хвосте роты ряды реже, реже, и крикнешь: «Не отставать» – и опять прибавляют шаг, уж очень только слабые два-три человека в изнеможении опустятся на косогор, с досадой пропуская мимо чужую роту.