Трудно теперь вспомнить все различные случаи, вызывавшие и общее неудовольствие, и недоумение. Я приведу здесь несколько примеров, сохранившихся в моей памяти, по которым всякий легко может видеть, что Н. Н. Муравьев в эту эпоху поступал как бы в разлад со своим умом, образованием и характером. Не должно забывать, что речь идет не об обыкновенном каком-нибудь генерале, бригадном или дивизионном начальнике или даже корпусном командире внутри России, в мирное время инспектирующем свои части; говорится о наместники кавказском, облеченном почти царской властью в огромном крае с четырех с половиной миллионным разноплеменным населением, треть коего была не покорна и стояла против нас с оружием в руках, в крае, граничащем с двумя главными мусульманскими государствами, с одним из коих мы были в войне; говорится о главнокомандующем большой полуторастотысячной армии, разбросанной на громадных тысячеверстных расстояниях, среди исключительных местных условий. Это большая разница, и Н. Н. Муравьев, очевидно, не сразу овладел своей ролью, не сразу стал на высоту взглядов, соответствовавших его новому званию, он все еще оставался в роли командира корпуса внутри России, где круг деятельности ограничивался чисто фронтовыми задачами и где, в те времена в особенности, считалось великой заслугой за мелочами забывать о важнейшем… Не должно забывать также, что Кавказ, его политические и военные условия вырабатывали из войск своеобразные типы, далеко не подходившее к типам гренадерского корпуса, расположенного в Новгородской губернии, где Н. Н. Муравьев до назначения на Кавказ мог быть уверенным не встретить критической оценки своим действиям. Принцип слепого повиновения войск тут ни при чем, и те же кавказские войска, смевшие свое суждение иметь, по приказанию Муравьева шли на штурм Карса – разбивать толстые брустверы укреплений своими руками, ложились тысячами и отступали только по приказанию его же. Способность и навык критически относиться к разным распоряжениям не мешали исполнять приказания, но вместе с тем выдвигали много людей, оказавшихся способными для самостоятельной деятельности, и доказывали присутствие жизненного элемента там, где в прочих частях армии господствовала тупая оцепенелость. Н. Н. Муравьев как образованный, ученый человек должен бы сочувствовать подобному направлению, его должно бы радовать, что он найдет среди подчиненных людей не исключительно пешек, а мыслящих, способных к обсуждениям, что войска его не просто стенобитная машина, механически двигающаяся по данному толчку, а живые люди, воодушевленные энтузиазмом, честолюбием, умеющие применяться к условиям, к характеру противника и т. п.