Спускаясь по утрам вниз… я обыкновенно заставала тётушку глубоко погружённой в работу. Насколько я знаю, в это время она ничего не писала, а внимательно прочитывала написанное накануне вечером. Однажды я увидела на её лице явное замешательство. Не желая беспокоить её, я молча села рядом, ожидая, пока она заговорит… Наконец она обратилась ко мне. «Вера, – сказала она, – не могла бы ты объяснить мне, что такое „пи?“». Удивлённая этим вопросом, я ответила, что, по-моему, это «пирог» по-английски[793]. «Пожалуйста, не строй из себя дурочку, – сказала она весьма нетерпеливо, – ты разве не понимаешь, что я обратилась к тебе как к пандиту в математике? Подойди и взгляни на это».

Я посмотрела на лист, лежащий перед ней на столе, покрытый фигурами и расчётами, и вскоре заметила, что число π = 3,14159 везде написано неправильно. Во всех формулах значилось: π = 31,4159. С огромной радостью и триумфом я поспешила указать ей на её ошибку. «Так вот оно что! – воскликнула она. – Эта проклятая запятая всё утро меня тревожила. Я сильно спешила вчера, пытаясь записать всё, что вижу, а сегодня при первом же взгляде на страницу у меня возникло сильное, но смутное чувство, будто бы что-то не сходится. И что я ни делала, никак не могла вспомнить, где стояла запятая, когда число было перед моими глазами».

В то время я мало что знала о теософии в целом и о способах работы моей тётушки в частности и, разумеется, была немало удивлена тому, что она не может исправить простую ошибку в столь замысловатых формулах, которые до этого написала собственной рукой.

«Ты очень наивна, если думаешь, что я знаю и понимаю всё, что пишу, – сказала она. – Сколько раз повторять тебе и твоей матушке, что я записываю всё под диктовку, а иногда вижу перед собой рукописи, цифры и слова, о которых до этого не имела представления». Несколько лет спустя, читая «Тайную Доктрину», я узнала эту страницу. На ней говорилось об индийской астрономии[794].

Женщины прибыли в Остенде в самый разгар лета, когда жильё было дорогим и труднодоступным. Через некоторое время Вера с дочерью уехали, и Елена Петровна оставалась одна со своей горничной до самого августа, пока к ней не приехала Констанция Вахтмейстер. За это время её лишь однажды навестил мистер Синнетт[795]. Она писала сестре: «Теперь, когда я одна, самое время задать себе задачу; и из сумасшедшего странствующего Жида превращусь в „рака-отшельника“, в окаменелое морское чудище, распластавшееся на берегу. Буду писать, и писать, и писать – моё единственное утешение! Увы, счастливы те, кто может ходить. Что за жизнь, быть постоянно больной – ещё и без ног в придачу»[796].