Светлый фон

Кобзарева отстранили от преподавания в Политехе, но на работе в Физтехе оставили. Вопрос – почему интеллигентные люди так позволяли собой помыкать, вечный вопрос для России. Тем более высок пример таких людей, как Дмитрий Аполлинариевич.

Его пытали. Отрабатывали методики для девятого вала террора – 1937 года. Целый день допрашивали и требовали подписать обвинения. Сначала его хотели привязать к делу «Промпартии», но он никого из обвиняемых не знал. Тогда надавили на арестованного вместе с ним инженера, чтобы тот дал показания на Д.А. о разработке им радиоприбора для подслушивания мыслей тов. Сталина (это касалось первых опытов по разработке радиолокатора). Инженера довели до тяжелого нервного расстройства, и подписать он ничего уже не мог. Отказывавшегося от признательных показаний во вредительсве Рожанского «забывали» в коридоре между двух менявшихся конвоиров, которые тычками прерывали непроизвольные попытки отключиться: «Не спать!». Утром приходил следователь и приносил извинения: «Ах, забыл дать указание отвести Вас в камеру», и допрос продолжался. Забыл он дать указания и на вторые сутки. Стоять Рожанский уже не мог и ночью висел на конвоирах. Все это происходило еще в либеральные времена – в 1937 году конвейерная система пыток была гораздо жестче.

В ноябре главный «инженер человеческих душ» Горький публикует в «Правде» статью «Если враг не сдается, его уничтожают».

Про Рожанского забыли на месяцы. Через некоторое время он и арестованные с ним инженеры попросили дать им какую-нибудь работу. Ее предоставили в сыром подвале. Вскоре Д.А. заболел (эндокардит), который и свел его через пять лет в могилу. А тогда ему удалось передать весточку на волю (белье отдавали домой в стирку).

А.Ф. Иоффе сразу же после ареста Д.А. Рожанского начал хлопотать об его освобождении. Вначале он обратился к С.М. Кирову. По роду деятельности А.Ф. Иоффе был настолько коротко знаком с ленинградским вождем, что входил к нему без доклада. По словам А.Ф. Иоффе, Киров ответил на его просьбу так: «Если он (Рожанский) сам на себя не наговорит, то обещаю, что он будет выпущен» – он знал, как признаются и что ждет признавшихся. Через короткое время А.Ф. Иоффе встретился с Кировым в Мариинском театре (Киров был большим любителем балета и еще большим балерин, так что Мариинский небеспричинно переименовали в Кировский). Киров в театре его «не узнал». Иоффе понял, что Киров ничего не смог сделать, хотя, скорее всего, и пытался[133]. Получив записку Дмитрия Аполлинарьевича, из которой следовало, что он «ни в чем не признался», А.Ф. Иоффе при первой же поездке в Москву, где он бывал очень часто, обратился к Наркому Тяжпрома, которому подчинялся Физтех. Иоффе рассказал о допросах Дмитрия Аполлинарьевича, дал ему прочесть записки и просил помочь. Орджоникидзе никаких сроков не называл, но помочь обещал. И, очевидно, тоже не смог (или не стал пытаться), потому что дело никак не двигалось. Тогда Д.А. написал ультимативное заявление с требованием освободить его, так как он, не являясь вредителем, не мыслит себе жизнь без науки и работы с молодежью, а если его осудят, то он этого делать не сможет и тогда его жизнь ему не нужна. На этот раз заявление не осталось без ответа, а может быть, оказало влияние и ходатайство «высоких лиц». Во всяком случае, вскоре Дмитрий Аполлинариевич был переведен в одну из ранних ленинградских шарашек, где работали в основном заключенные инженеры и научные работники и где его «использовали по специальности». Там он проработал до конца июля 1931 г. Кажется, Сталин осознал, что скоро инженеры таким образом кончатся, а новые еще не доучились. Освобожденные из тюрьмы ученые, как правило, вознаграждались «за беспокойство» – Рожанского выбрали в членкоры в 1933 году. Здоровье его было подорвано, и до ареста практически ни чем не болевший человек умер в одночасье в 1936 году, но дома, в любимом кресле. Ему не пришлось завершить работы по импульсному радиолокатору, который без его патронажа пробивался трудно, несмотря на энтузиазм его ученика Юрия Кобзарева и его группы. Остался бы Рожанский жив, может, смогли бы серийно выпускать отработанные радиолокаторы уже до войны.