Уровень участников и настрой сессии характеризуют бурные аплодисменты, которыми было встречено выступление Миткевича, в котором он требовал от физиков, прежде всего от Иоффе, четкого ответа «да» или «нет» на свои вопросы о реальности эфира! Более взвешенной была его позиция по поводу двух моделей развития физических институтов. Он предлагал организовать для них опытные производства.

Однако до конца советской эры не было ясно, кто ими должен руководить и кто «внедрять» их продукцию в промышленность. Создание НПО (научно-производственных объединений) проблему не решило.

Заключение Иоффе о становлении советской физики было подвергнуто сомнению несколькими выступавшими; среди них надо особо отметить физмеховца Лейпунского. Лейпунский доказывал, что утверждение, будто бы Советский Союз занимает четвертое место в мировой физике, совершенно ошибочно[132]. Советский Союз не занимает ведущих позиций ни в одной области физики, и в стране нет физических школ, которые можно было бы сравнивать со школой Бора в Дании или Резерфорда в Англии. Слона – школу Иоффе он не приметил: большое видится на расстоянии и вряд ли завистливыми глазами. Лейпунский считал, что УФТИ по уровню стоит выше Физтеха, ГОИ и всех остальных институтов.

Лейпунский говорил, что Иоффе неправ, утверждая, что в советской физике все обстоит благополучно, особенно если учесть его верную мысль о стоящей перед Советским Союзом задачей развить свою собственную технику, не зависящую от Запада. Такая задача может быть решена лишь в том случае, если Советский Союз будет иметь передовую науку и исключительные возможности приложения результатов науки к нуждам практики [Хол. (55)]. В УФТИ, где директорствовал Лейпунский, ведущие сотрудники, возглавляемые Ландау, были резко против практических работ, в том числе по радиолокации, что уже через год кончилось разгромом института.

Критическое отношение Лейпунского к оптимистической оценке, данной Иоффе состоянию советской физики, было поддержано другими выступавшими.

Институт Иоффе критиковали также и за другое. Лейпунский говорил о том, что работа в нем проводится бессистемно, и утверждал, что акцент на планы развития технологии будущего противоречит попыткам института удовлетворить текущие потребности промышленности [Хол. (90)]. Выступающие, в том числе А.К. Вальтер (еще один физмеховец и физтеховец) указывали на недостаточную тщательность, чистоту и надежность экспериментальных работ Физтеха.

Особенно резкая атака была предпринята Ландау. Он начал, как и многие, за здравие: «Каковы бы ни были недостатки, которыми обладает советская физика, несомненен тот факт, что она существует и развивается, и самим своим существованием советская физика во многом обязана Иоффе». Но вслед за этим он сказал, что «нетщательность» экспериментов является результатом использования явно упрощенных теоретических представлений, «большей частью чрезвычайно примитивных». Ландау весьма непорядочно напал на Иоффе за его ошибку по тонкослойной изоляции. Иоффе ведь сам попросил Ландау проверить нестыковку результатов теории и эксперимента. Ландау в эксперименте разобраться не мог, но опубликовал теоретическое опровержение работы своего директора и своих товарищей (Курчатова, Кобеко и Синельникова) в немецком журнале. После того, как Александров нашел ошибку в эксперименте, Иоффе в статье с Александровым публично признал свою ошибку (см. раздел о неудаче Иоффе).