Ночь была теплая, и, как всегда это бывает к ночи, подул ветерок, позволивший бригу уйти дальше в море, где-нибудь в виду Судакских гор, Чикенкая или Чабанкале (между селениями Капсихор и Ускут). Пушкин пишет: «Всю ночь не спал; луны не было; звезды блистали; передо мной в тумане тянулись полуденные горы»[130]. «Ночью на корабле написал я элегию», – сообщал он брату, посылая ему эту элегию:

Морское пространство отныне для Пушкина олицетворяло свободу, стремление вдаль, к новому и светлому.

С элегии «Погасло дневное светило…» начинался романтизм Пушкина, элегией «Прощай, свободная стихия…», написанной в начале северной ссылки, он завершался. Разгон морских волн, его спокойная гладь и бушующие валы, его рокот были сильнейшим, всепоглощающим впечатлением Юга. Значение его для южного периода творчества Пушкина значительнее, чем чтение Байрона, встречи с «демоническим» Александром Раевским и прототипами героинь «Кавказского пленника», или «Бахчисарайского фонтана». Тема революций отныне неразделима для Пушкина с «волнующимся океаном».

«Бриг шел в отдалении от берега, в тумане тянулись полуденные горы… “Вот Четырдаг”, – сказал мне капитан. Я не различил его, да и не любопытствовал. Перед рассветом я заснул».

Мимо Алушты, значит, бриг шел еще ночью. Вероятно, Пушкин проснулся, – или его разбудили, – с рассветом не у самого Гурзуфа, а раньше, может быть, между Карасаном и Партенитом, у скал Аю-Дага. Места эти более всего укладываются в описание, которое Пушкин впоследствии сделал в «Путешествии Онегина»:

Груды скал и камней, торчащих в море около Карасана, партенитский мыс и, наконец, неглубокие бухточки и оторвавшиеся груды утесов Аю-Дага в этих местах удивительно контрастируют с мягкими свободными линиями склонов и долин. «Узор» селений, означенный светлой, мерцающей зеленью тополей, тянулся по береговым долинам (Партенит, Кучук-Ламбат) и по вершинам мягких склонов, где теперь проходит шоссе Ялта – Симферополь. Кое-где по склонам мелькали усадебные постройки среди темной листвы молодых парков.

Склоны, как и теперь, были зелены, несмотря на конец лета, в утренней дымке тумана они казались омытыми, влажными, несмотря на уже палящие лучи утреннего солнца.

Обогнув Аю-Даг, бриг пошел к Гурзуфу, держа курс на две скалы, торчащие в море.

Гурзуф

Гурзуф

19 августа – 4 сентября

На рассвете 19 августа Пушкин увидел с корабля «картину пленительную: разноцветные горы сияли ‹…› и кругом это синее чистое небо и светлое море, и блеск, и воздух полуденный».