Насчет нелюбви сестер Татьяна Васильевна, скорей всего, ошибалась, но вот в том, что касалось ее собственной замкнутости и нервозности, – нет.
«Было что-то такое в ее детстве, чего мы не знаем, но что в свое время причинило ей страданье, о котором знали, вероятно, только родители и, испуганные ее недетской печалью, окружили ее особым вниманием, – с глубоким сочувствием писала Надежда Васильевна. – Таня рано узнала о “семейной тайне” и о “церковном преступлении”. Думаю, что это была одна из причин ее крайней нервности. Когда в 1917 году мама пришла сказать мне и Варе об этом факте, мы не поняли его значения. Смущенная неожиданным признанием, я, согласно своей натуре, первым делом взглянула на этот факт с “романтической” точки зрения, найдя и папу и маму не подходящими для “романа”, и в этом разрезе задала Тане несколько вопросов. Я вижу, как сейчас, ее внезапно посеревшее лицо и дрожащие губы – быстро, отрывисто она переставляла какие-то ненужные безделушки на столе, и постепенно голос ее перешел в взвизгиванье: “Вы глупые, ничего не понимаете, мама с папой очень плохо поступили, очень, очень плохо, они преступники перед церковью, это такой грех, мы еще не знаем, что будет”. Она заплакала. И если мы, все дети, чувствовали вечную тревогу, которой не могли найти объяснения, то Таня уже находила для нее почву: “Мы все будем несчастны”, – постоянно твердила она. Она часто лежала, повернувшись лицом к стене, и плакала. Одним вздохом с раннего детства Таня вобрала в себя все печальное, что было в семье, и сделалась в доме немного Кассандрой, которая все плакала и твердила о скорой гибели. Мы старались противостоять ее тревоге, но Таня всегда возвращала нас к ней, и мы тяготились Таней».
И вот напророченное старшей дочерью семейное несчастье случилось. И хотя выше я писал о том, что розановские дочки, не говоря уже об Але Бутягиной, без колебаний встали в семейном конфликте на сторону матери, для Татьяны это был самый трудный, болезненный и душераздирающий выбор. В отличие от своих сестер она была одинаково сильно привязана к
«Папа писал, что из всех детей “метафизически” он чувствовал связь только с Таней. Да и никто из нас не был похож на отца и в физическом плане и интимными сторонами души, – вспоминала Надежда Васильевна. – И мама, которая мир воспринимала трагически, в Тане нашла родственное существо и страстно привязала ее к себе. Они обе были деспотичны: мама ревновала Таню и не отпускала от себя; Таня смотрела на родителей как на маленьких детей, которых надо еще учить и которые всегда могут наговорить глупостей, но за это именно особенно и любила их[99]. Если мы все стремились уйти из дому, в котором всегда было как-то грустно, и порезвиться на стороне, то Таня стремилась как можно больше быть дома и непременно с родителями».