То есть – по мысли Бердяева – хватит вам, Василий Василич, писать, вы уже все, что могли сказать, сказали, прибавить к этому вам нечего и незачем, и – вот приговор, который выносит Розанову и его поклонникам суровый философ-персоналист:
«Напрасно Розанов взывает к серьезности против игры и забавы. Сам он лишен серьезного нравственного характера, и все, что он пишет о серьезности официальной власти, остается для него безответственной игрой и забавой литературы. Он никогда не возьмет на себя ответственности за все сказанное им в книге о войне… Розанов со слишком большой легкостью и благополучием переживает весну от войны, сидя у себя в кабинете. Он пишет о героическом подъеме, хотя героизм чужд ему окончательно и он отрицает его каждым своим звуком… Каждая строка Розанова свидетельствует о том, что в нем не произошло никакого переворота, что он остался таким же язычником, беззащитным против смерти, как и всегда был, столь же полярно противоположным всему Христову… “Розановское”, бабье и рабье, национально-языческое, дохристианское все еще очень сильно в русской народной стихии. “Розановщина” губит Россию, тянет ее вниз, засасывает, и освобождение от нее есть спасение для России… Русский народ победит германизм, и дух его займет великодержавное положение в мире, лишь победив в себе “розановщину”».
По сути, это было не просто отдельное, частное мнение, а – приговор, под которым бы подписались тогда очень многие. И в том числе – в его собственном доме.
Всякое дыхание
Всякое дыхание
Единственным человеком, кто, несмотря ни на что, продолжал поддерживать отца во всех его невзгодах, была Вера, вторая по старшинству и, пожалуй, самая интересная из розановских девушек, с еще более горькой и необычной, чем у Александры Михайловны и Татьяны Васильевны, с самой розановской и с самой
Она родилась в 1896 году и воспитывалась матерью в том же благочестии, что и ее родные сестры. Покуда была маленькой, очень любила и маму, и папу, и последний записал в своей тетрадке трогательную историю о том, как четырехлетняя Верочка несла ему лесную ягодку.
«Ладонь все еще держит лодочкой, —
Разжимает пустую и говорит:
“Папочка. Я тебе несла, несла ягодку, и
Потеряла”».
Когда стала взрослее, то, по воспоминаниям ее старшей сестры Татьяны, сделалась грубиянкой, причиняла маме большие огорчения и заботы, и та ее не понимала и была от дочери далека и с ней холодна.
«В гневе с Верой никто не может справиться, хоть ей всего 10 лет. Она всегда безумеет, как безумеет в увлечениях, – писал Розанов в «Сахарне». – Сколько я могу объяснить психологию Веры, – у нее нет представления о существовании в мире обмана, лукавства, фальши. Я теперь припоминаю, что она и в детстве (младенчестве) все брала патетично и прямо, думая, что вещи говорят свою правду, что люди говорят свою правду; это в высшей степени серьезно; а кривого нет в мире. Отсюда постоянно расширяются на мир глаза и страшно серьезное ко всему отношение, которое “третьему” (всем нам) кажется комическим. Но в сущности это хорошо ведь. От этого она со всеми расходится и неуживчива. Не слушает никого, и с ней “нет справы”. Все боишься, как бы она не сломила себе шеи, и это очень может быть. Мир лукав и бездушен».