Мировоззрение и литературные интересы Дружинина складывались таким образом, что он с недоверием относился к теории искусства Белинского и к его политическим взглядам. В «Письмах Иногороднего подписчика о русской журналистике», печатавшихся в «Современнике» в 1849–1854 гг., а также в ряде других статей этого времени, Дружинин настойчиво, целенаправленно разрушал влияние критики Белинского, требовавшего от литературы служения общественным интересам. Позиция Белинского характеризовалась им как «дидактическая», и ей была противопоставлена теория так называемого «артистического», «чистого» искусства, свободного от сиюминутных политических целей. Политика и искусство, был убежден Дружинин, несовместимы. «Последние полтора года, – писал он в июне 1849 г., имея в виду революционные события на Западе, – были тяжелым временем для любителей изящного во всей Европе. Науки и искусства будто замерли под влиянием политического урагана; посреди общей тревоги перестали появляться создания, для которых нужно спокойствие, спокойствие и спокойствие. „Области изящного предстоит грустная будущность”: так думали и думают все, для кого нет жизни без спокойствия, без тихих радостей, обильно доставляемых искусствами и науками». Вывод: «Всякий гражданский переворот вредно действует на литературу»[778] – Дружинин повторит через год в статье «О современной критике во Франции»: «Политические революции гибелью отражаются в мире искусства и науки». В той же статье, явно намекая на Белинского, он утверждал, что «время нетерпимости и узких теорий прошло безвозвратно».[779]

Годы «мрачного семилетия» способствовали развитию теории «искусства для искусства». В условиях цензурного террора, когда литература «сделалась делом и опасным, и в высшей степени затруднительным»,[780] тезис о самодовлеющем значении искусства получал в известной степени объективное оправдание. Дружинин становится наиболее последовательным защитником этой теории, всегда возникающей, по замечанию Г. В. Плеханова, «на почве безнадежного разлада» художника с окружающей его общественной средой.[781]

Нельзя сказать, чтобы в «Современнике» еще до статей Чернышевского Дружинин совершенно не встретил никакого сопротивления своим идеям. В 1851 г. И. Панаев писал в своих «Заметках Нового поэта о русской журналистике»: «Конечно, если бы редакция «Современника», надев на себя маску Иногороднего подписчика, вздумала бы с его бесцеремонностью и фамильярностью говорить о предметах, заслуживающих серьезного и делового обсуждения, это было бы не совсем ловко, и она могла бы на себя навлечь справедливое негодование людей, уважающих науку и искусство».[782] Наступила размолвка, и Дружинин последующие два года печатал свои «Письма Иногороднего подписчика…» в «Библиотеке для чтения». В дневнике Дружинина этот эпизод расценен как «памятное предательство».[783] Кратковременная ссора в ту пору не оставила, однако, значительного следа в отношениях редакторов журнала к своему деятельному сотруднику. С конца 1851 г. он снова начал печататься в «Современнике», а в 1854 г. были возобновлены в журнале «Письма Иногороднего подписчика…», и Дружинин вновь получил возможность развивать здесь свои взгляды на литературу.