Обозревая творчество драматурга за годы после появления «Бедной невесты», Чернышевский усматривает постепенный отход Островского от принципов «натуральной школы». Усвоение ложной идеи «примирения» с жизнью привело в пьесе «Бедность не порок» к идеализации патриархально-купеческого быта – «приторное прикрашивание того, что не может и не должно быть прикрашиваемо» (II, 240). Как бы припоминая дружининские рекомендации, критик в 1854 г. показывает отрицательное их воздействие на творчество крупного художника.

Полемизировать печатно с Чернышевским Дружинин в 1854 г. не стал, он припомнит о выступлении Чернышевского в своей статье об Островском 1859 г.[788]

Чернышевский спорил с Дружининым и по другому актуальному вопросу русской литературной жизни. Речь идет о проблеме положительного героя.

Дружинин в ранних своих беллетристических произведениях, а затем и в статьях был одним из первых после Белинского, кто подверг критическому разбору типы «лишних людей». Не случайно Белинский встретил сочувственно появление первых повестей Дружинина. Отмечая в «Полиньке Сакс» «незрелость мысли», «преувеличение» («лицо Сакса, немножко идеально»), критик все же посчитал необходимым указать на присутствие в повести «душевной теплоты и верного сознательного понимания действительности». Вторая повесть («Рассказ Алексея Дмитрича») «подтверждает мнение о самостоятельности таланта автора».[789]

Разумеется, главные действующие лица этих повестей были далеки от идеала положительного героя в понимании Белинского. Но дружининские персонажи были положительно расценены им как пример людей, нашедших деловое место в жизни, презирающих рефлексию и разочарованность как норму поведения, характерную для «лишних».

Эту линию Дружинин продолжил в своих критических статьях. По поводу «Дневника лишнего человека» Тургенева он писал: «Мы в последнее время так уже привыкли к психологическим развитиям, к рассказам «темных», «праздных», «лишних» людей, к запискам мечтателей и ипохондриков, мы так часто, с разными, более или менее искусными нувеллистами, заглядывали в душу героев больных, робких, загнанных, огорченных, вялых, что наши потребности совершенно изменились. Мы не хотим тоски, не желаем произведений, основанных на болезненном настроении духа…» Критику «лишних людей» Дружинин, однако, направляет совершенно в иное, сравнительно с Белинским, русло. Для Дружинина положительный герой не обличитель, а «утешитель». И главную причину «мелочности», в которую впала литература «за последние пять или шесть лет», он видит в преобладании «сатирического элемента». Образцом «истинного» литературного развития он называет английскую словесность, в частности произведения Диккенса, «предназначенные для того, чтобы разливать вокруг себя счастье, веселье и добрые помыслы».[790]