Ближайшим поводом послужила небольшая рецензия Чернышевского «Новые повести. Рассказы для детей. М., 1854». Принято считать, что это была рецензия на «несуществующую книгу».[803] Между тем такая книга существовала. Ее полное название: «Новые повести, заимствованные из общественной и частной жизни разных народов. Рассказы для детей. Перевод с французского. Москва. В типографии Т. Т. Волкова и комп. 1854». Рецензент «Отечественных записок» (им, между прочим, вполне мог быть Чернышевский) писал о ней: «Тут всего 11-ть повестей. В одной из них „Отчаяние” доказывается, что самоубийство – великий грех; в другой, „Башня”, – что нехорошо заниматься разбоем; в третьей – что воровство может открыться; в четвертой – что не должно верить какому-то реполову (?) и т. п. Почтенные родители! Если вы замечаете в своих малютках наклонность к самоубийству, грабежу и т. п. „шалостям”, если они – что всего ужаснее – начинают верить реполову: дайте им поскорее в руки эти „новые повести”, переведенные с французского».[804]
Рецензия Чернышевского в «Современнике» имела форму пародийного рассказа, в котором главная действующая роль отведена детям от восьми до 13 лет. В благодарность за детскую книгу, с которой их познакомила тетушка, они за полтора часа сочинили для взрослых повести, тут же прочтенные при гостях. Сюжеты «повестей» обыгрывали положения и ситуации, встречавшиеся в художественных произведениях М. Авдеева, Е. Тур, Ольги Н. (С. В. Энгельгардт), А. Потехина. Обсуждение сочинений гостями напоминало литературно-критические высказывания Дружинина, Анненкова, Дудышкина и критиков «Москвитянина». Например, рассказ девятилетнего Вани «Старый воробей» под стать роману Авдеева «Тамарин». «Вот истинный герой нашего времени, разоблаченный от фальшивой лермонтовской драпировки», – решили некоторые из ценителей (II, 658–659). Мысль о таком «герое» принадлежала Дружинину, рабским подражателем которого и выступил Авдеев, как это было показано Чернышевским в рецензии 1854 г. «Роман и повести М. Авдеева». Необходимость в напоминании прежней «современниковской» оценки творчества этого писателя диктовалась тем, что Авдеева взяли под защиту «Отечественные записки». Запоздалая рецензия здесь на двухтомник 1853 г. целиком направлена против «строгого критика», потребовавшего от писателя идейности – намек на отзыв Чернышевского весьма прозрачен. Рецензент «Отечественных записок» (вероятно, С. Дудышкин) писал, что «талант г. Авдеева давно не подлежит ни малейшему сомнению и публика любит этот талант. Нам, – прибавлял критик, – остается пожелать, чтоб таких талантов было побольше в русской литературе».[805] Один из обсуждавших повесть Вани «попробовал было заявить, что в ней присутствует мысль, а „мысль есть душа произведения”, как двадцать голосов закричали: „а художественность? она главное. Вы забываете художественность; мысль без художественности ничего не значит”» (II, 659). Пародируемое Чернышевским высказывание обычно соотносят со статьей Анненкова «О мысли в произведениях изящной словесности».[806] Однако Чернышевским приняты во внимание не только суждения Анненкова. Так, сотрудник «Отечественных записок» упрекал посягнувшего на Авдеева «строгого критика» в отрицании художественности: не так-то просто сладить-де «мысль», «умную идею» с «действиями, с рассказами, с характерами».[807] Чернышевским эти истины вовсе не опротестовываются. Он лишь указывает, что «мысль», о которой так хлопочут критики, обыкновенно «чрезвычайно пустовата, так что обращать внимание на ее присутствие или ее отсутствие решительно не стоит» (II, 659). В своей рецензии Чернышевский говорит о пустоте и ничтожности содержания многих произведений текущей русской словесности, не стоящих сколько-нибудь серьезного критического разбора.