Суждения Дружинина несколько усиливали аргументацию их автора в спорах о «пушкинском» и «гоголевском» направлениях в литературе.

Обозначенная грань концепции Гоголя несколько ранее Дружинина разрабатывалась в «Отечественных записках» видным литературным критиком В. Н. Майковым в его незавершенной полемике с Белинским, о чем в письмах к критику напомнил в 1847 г. друг Майкова профессор-историк К. Д. Кавелин, не называя, впрочем, его имени. Белинский признал справедливость мнения о разграничительной черте между Гоголем и «натуральной школой» в литературе, определившейся в обличительном, критическом изображении русской крепостнической действительности. «…Между Гоголем и натуральною школою – целая бездна; но все-таки, – писал критик в частном послании, – она идет от него, он отец ее, он не только дал ей форму, но и указал на содержание. Последним она воспользовалась не лучше его (куда ей в этом бороться с ним!), а только сознательнее».[953] Печатно говорить на эту тему Белинский не мог по цензурным и тактическим соображениям. По словам А. П. Скафтымова, в условиях, когда устанавливался «новый принцип критики действительности» с особой восприимчивостью «ко всяким формам угнетения личности», в обстановке полицейского надзора «всякое оправдание критики действительности нуждалось в защитной маскировке».[954]

В истолковании Гоголя Дружинин и его сотрудник по «Библиотеке для чтения» А. И. Рыжов, заметно участвующий в литературном движении середины 1850-х годов,[955] не были одиноки. Еще ранее ведущий сотрудник «Отечественных записок» С. С. Дудышкин, например, писал, возражая биографу Гоголя П. Кулишу (Николаю М.), который источником глубокого идейного кризиса автора «Мертвых душ» называл отсутствие благотворного влияния Пушкина на талант и личность писателя:[956] «He потому, что умер Пушкин и Гоголю не с кем было советоваться, как говорит Николай М., сожжен второй том „Мертвых душ”, а потому, что новая манера у Гоголя не выработалась, а пользе прежней своей деятельности он перестал верить».[957] Выводы критиков, «подыскивающихся под личность» Гоголя, отверг А. А. Григорьев. Он упрекнул современную критику в «дряхлости», потому что вслед за Белинским она не поняла «положительной стороны произведений Гоголя». По мнению А. Григорьева, «Рим», будучи «прологом» к «Мертвым душам», «явно высказал точку зрения великого комика на родной наш русский быт» и «полностью оправдал его во всех возводимых на него клеветах в том, будто он чернит Россию».[958] Скрытую полемику с Белинским и его последователем Чернышевским проводил, как мы видели, и П. В. Анненков. Любопытно, что Рыжов, в целом с недоверием оценивая идеи Белинского конца 40-х годов, проницательно находит у него признание недостаточности существования в литературе одного лишь отрицательного направления. Он цитирует следующее место из статьи «Взгляд на русскую литературу 1846 г.»: «…Привычка верно изображать отрицательные явления жизни даст возможность тем же людям или их последователям, когда придет время, верно изображать и положительные явления жизни»[959] и, опуская концовку цитируемого места: «…не идеализируя их риторически», прибавляет от себя в скобках: «идеальную сторону ее стремлений».[960]