ГОРАЛИК. Страшно?

КУДРЯВЦЕВ. Нет. Раздражало. С одной стороны. С другой стороны, можно было, наконец, оценить то, что делаешь. Сделать что-то совсем другое. Я стал писать прозу. Нет, параллельно я занимался каким-то бизнесом в разных странах и еще чем-то, но уже никогда не вовлекая в это по-настоящему душу. Принципиально я все равно делал только то, с чем я согласен или что считал правильным, но душа уже этим была незанята. Собственно, это позволило мне написать «Близнецов», позволило мне выпустить практически подряд в 2001-м и 2005-м поэтические книжки, перестать оглядываться.

ГОРАЛИК. Поговорим про «Близнецов». Почему вообще роман, почему вообще «Близнецы», почему все остальное? И про процесс.

КУДРЯВЦЕВ. Мне кажется, что у любого русского поэта есть момент, когда ему становится необходима проза. И в большинстве случаев это неудача. Чаще всего. Но, во-первых, у этой неудачи всегда есть свои сторонники и поклонники. Эта неудача полезна. Она что-то делает с тобой, с твоими привычками и навыками, что можно применить потом если не назад в стихе и не в каком-то публицистическом высказывании, то в быту, в какой-то другой работе. Очень полезный опыт. Это первое. Второе. Стихи, за исключением в русской литературе вполне конкретных имен, дело молодое. Не будем преувеличивать физиологию в этом процессе никак, но так уж получается, что в какой-то момент они становятся тебе малы, тесны, ты не хочешь от них отказываться, но ты их начинаешь разделять. Как в детстве все равно, что петь, и все равно, что есть, но потом оказывается, что суп нужен днем, а кино вечером. Вот оказавшись в такой очередной изоляции, в изгнании, в отъезде, я дозрел, дохрипел до другого говорения, сначала казалось – до другой манеры, потом выяснилось – что до другого голоса. Это совпало с первичным кризисом… не среднего возраста, а кризисом… Когда кончается бег. Человек вне придуманных им планов. Сначала школа, потом институт, потом ты его бросил, потом ты женился, потом у тебя родились дети – все это ты был в каком-то запланированном беге, а потом в какой-то момент ты выясняешь, что ты прибежал, а жизнь впереди еще приблизительно вся.

ГОРАЛИК. Помнишь, как мы катались на раскатанных ледовых дорожках? Ты едешь по льду, а потом нога врезается в асфальт.

КУДРЯВЦЕВ. Да, потому что разбег твой формируется очень быстро, для этого достаточно метровой дорожки. Он формируется у тебя на пять метров, а есть всего три. Но у меня это совпало, потому что я был как раз остановлен и территориально, и профессионально, и еще случился как раз тот возраст, когда уже хочется остановиться, оглянуться и что-то такое. Проза казалась мне наиболее адекватным ответом.