ГОРАЛИК. Время, которое вообще не существовало в настоящем, а целиком размещалось в будущем.

КУДРЯВЦЕВ. А с другой стороны, страну населяли люди, которые хотели жить сейчас, потому что нужно успеть. И все это одновременно. Вот газета «Коммерсантъ». Это удивительная фиксация. Такие же «Золотые ключи» на Минском. Получше, конечно, но это даже неважно, то же самое. Не статьи фиксировали время, а сама газета им и была. И принадлежность, причастность к этому артефакту меня восхищала. И я с начала 2000-х имел к нему какое-то отношение. А когда это отношение оказалось прямым, мне пришлось пересмотреть ужасно много своих заочных представлений о «Коммерсанте», Москве, способах управления, которые у меня были. То есть я пошел доказывать, что я знаю, как все надо делать, но пришлось делать другое и по-другому. И эта работа не давала мне от самого себя офигевать. Я был к этому склонен, как многие другие такие, но «Коммерсантъ» все время давал по голове.

ГОРАЛИК. Расскажи про «Гражданскую лирику». Она же вышла как раз в 2012-м?

КУДРЯВЦЕВ. Да. Но она не… В ней спекулятивно только название. Все даты, все эти стихи писались с момента выхода прошлой книжки, то есть те же 10 лет. Действительно там есть такая социальная нота, но мне это было всегда свойственно, просто в предыдущих книжках я не умел это делать чисто, поэтому лирически драпировал. А здесь я ее себе разрешил. Это первое. Второе: какая-то большая часть этой социальности приходилась на неизвестные русскому читателю реалии, в том числе израильские, поэтому те книжки получалось что про другое. Просто как-то с годами формулируешь лучше, а другой ландшафт оказался для меня потерян или не важен, поэтому получилась очень русская книжка, очень про Россию, про нехватку… Книжка про дефицит.

ГОРАЛИК. Что происходит сейчас – и куда все идет дальше?

КУДРЯВЦЕВ. У меня есть две книжки, которые я придумал. Одну я не знаю, когда напишу, а вторую не напишу никогда, но они меня занимают. Вторая книжка про историю и будущее всех вещей и технологий. Это попытка наконец все мои футуристические лекции, амбиции в этой области куда-нибудь запихать и выстроить из них систему. И в ту минуту, когда она выстроится у меня в голове, я…

ГОРАЛИК. Ты потеряешь всякий интерес к этому.

КУДРЯВЦЕВ. Да, радость в писании и разъяснении в ту минуту, когда я пойму все сам, наверное, закончится, но пока она уже целый год варится. И есть книжка, которую я действительно пишу. Пишу долго, года четыре. Это фикшн. Про нее мы понимаем, например, как она будет называться. Она будет называться «Сироты». Это определение и фамилия. Я все про эту книжку понимаю, она построена так же, как «Близнецы», в ней есть два героя, которые просто в этот раз не братья. Если «Близнецы» – роман о времени и языке через эволюцию террора, то этот роман о времени и языке через эволюцию несвобод. В основе, то есть не в основе, а скажем так, за кадром лежит большая реальная история, с которой все должно соотноситься. Ну и если та книжка была про евреев, то эта книжка про русских. Так что, если Бог даст мне какую-то среду и срок средней занятости, то эту книжку я допишу, но это тоже может занять пару лет.