Книги… В пятом классе я одно время воровал книги в библиотеке. Причем делал это совершенно талантливо. У меня было полки две книг, которые были оттуда натасканы. Сейчас я понимаю, что библиотека вполне могла без них обойтись. Кто там читал, например, «Калевалу» издания 1950-х годов, увесистый том в ледериновой обложке, или какие-нибудь описания путешествий Кука или Лаперуза с вклеенными картами, такие издавал «Географгиз»!.. Эти книги пылились в поселковой библиотеке годами.

ГОРАЛИК. Я страшно хотела несколько раз украсть библиотечную книжку, строила планы, но так и не рискнула.

КРУГЛОВ. Я рискнул, ибо охота пуще неволи. Но один раз меня все-таки поймали. По моей же глупости. Это, конечно, была страшная трагедия для матери, и все такое. Потом уже, по прошествии лет, где-то я вычитал, что на Арабском Востоке кража книги не считалась преступлением, и на этом успокоился. Сам себя оправдал, потому что самооправдание всегда было моим любимым занятием. Только впоследствии уже, должно было пройти много всего, в последние годы жизни я понял, что самооправдание – вещь очень опасная.

ГОРАЛИК. Хочется вернуться к разговору про первый класс.

КРУГЛОВ. Да. Замечательная деревенская школа. Туалет типа сортир во дворе, гулкий спортзал с резиновым запахом мячей, изгнание с урока пения за то, что мы с другом дурачились и искажали песню про перепелочку…

ГОРАЛИК. Сколько человек было в классе? Вообще – как была тогда устроена деревенская школа?

КРУГЛОВ. В классе было, наверное, около двух десятков человек, не больше. В параллели было всего два класса, «А» и «Б», сам по себе поселок был небольшой. И школа, я так понимаю, образование давала неплохое. Конечно, сразу определились мои наклонности, то есть стало понятно, что я гуманитарий, который ни с какими точными науками не дружит. Причем я был гуманитарий довольно-таки ленивый, и если бы меня не понуждали старшие, то и в гуманитарных предметах бы отставал. Я помню, я очень долго страдал от того, что у меня не было даже своего почерка – тот почерк, который у меня был все основное время жизни, был скопирован с почерка моего товарища только в восьмом классе. Тому товарищу я страшно завидовал, он хорошо рисовал. Рисовал, кстати, и я с самого детства, никогда этому не учился, просто любил срисовывать рисунки из книг и рисовать свое. А систематически учиться чему-то мне всегда было страшно лень, я испытывал тоску.

ГОРАЛИК. Были же еще важные вещи в эти три первых школьных года (помимо учебы)? Друзья?

КРУГЛОВ. Конечно. Были друзья, правда, не такие, как мушкетеры у Дюма, или как, знаете, в книгах Крапивина. Я всегда себя чувствовал каким-то отдельным человеком, была какая-то грань. В зрелом возрасте я называл это «умением держать дистанцию»… По-настоящему у меня за всю жизнь друзей, может быть, было два. Один из них уже умер, а второй, кстати, тяжко болен в этот самый момент, он живет в Красноярске. То есть полноценной такой, воспетой в песнях, дружбы как-то никогда не было. Причем люди ко мне всегда тянулись, самые разные. С этими людьми в детстве сообща проделано было многое, начиная от классических выходок, например поджигание больничной помойки, потому что там были пузырьки, нам нравилось смотреть, как они взрываются, бросание в костер шифера, добывание карбида (что такое карбид в соединении с водой – всем известно), бесконечные часы на берегу Ангары – все было. Анекдоты и страшные истории знаменитые (я в качестве таковых пересказывал товарищам Мериме и Гоголя…). И игры были всяческие, начиная от солдатиков, кончая шумными и безобразными, вроде перестрелок пульками из самострела и так далее.