КРУГЛОВ. Этого момента я не помню. Судя по всему, эти стихи были написаны по отдельности, а потом уже были собраны в эту самую тетрадь. Их было там, может, десять.

ГОРАЛИК. А дальше что? Можно представить себе, что семиклассник, чьи стихи читают и хвалят сверстники, должен испытывать потребность немедленно писать дальше.

КРУГЛОВ. Не, я не стал особо сильно писать дальше. Следующие стихи, которые я помню, были написаны то ли в классе десятом, то ли сразу после окончания школы. Но это уже были стихи. Больше стихи, чем те, которые сгорели в печке. Тем не менее я как-то естественным образом знал, что это теперь никогда не кончится, что это будет продолжаться.

ГОРАЛИК. Подросток, который так устроен, часто же делает еще что-то в подобном духе. Вы не сочиняли музыку, песни?

КРУГЛОВ. Нет, музыку я, конечно, любил всегда, но не сочинял. То есть я никогда не делал то, что мне не интересно. Это одна из бед моей жизни. В частности, у меня нет никакого законченного образования, кроме среднего.

ГОРАЛИК. Сколько классов тогда заканчивали?

КРУГЛОВ. Десять.

ГОРАЛИК. Соответственно, вам надо было решать, куда поступать.

КРУГЛОВ. Да. Это было в десятом классе, поближе к его окончанию вопрос о поступлении в вуз наконец-таки встал передо мной. Мать, конечно, какие-то усилия прилагала. Было понятно, что это будет какая-то словесная область.

ГОРАЛИК. Близкие вас не подталкивали к какой-нибудь профессии?