— Вот именно так и делайте — прочно и хорошо — только так и нужно работать, — сказал Владимир Ильич, одобрив нашу работу.

Это был какой-то незабвенный момент, и до сих пор я вижу Владимира Ильича как живого, с его мягким, улыбающимся, спокойным лицом и необыкновенно проникновенными умными глазами.

В этой увлекательной работе по реставрации и охране памятников отодвинулись всякие другие заботы; оставлен был и Комитет государственных сооружений, и для шлюзовых построек округа путей сообщения я успел только составить несколько эскизных проектов и весь отдался живому делу коллегии.

В жизни архитектурной общественности такая работа была самым насущным, неотложным и самым интересным делом. Строительства быть тогда не могло, теплились работы по самому тогда крупному и интересному строительству — по постройке Казанского вокзала[1099] — и только, но и там бродили другие идеи, вроде составления проекта планировки Москвы.

Одновременно образовалась еще Комиссия по охране памятников искусства и старины при Моссовете[1100], я также вошел в ее состав. Заправлял делами суетящийся архитектор П. П. Малиновский (жена его стала ведать Академическими театрами в Москве[1101]). Наиболее деятельным членом этой комиссии был архитектор Н. Д. Виноградов. Такие же члены, как бывший хранитель Оружейной палаты В. К. Трутовский, архимандрит Афанасий (ризничий патриаршей ризницы), историк Н. А. Попов не проявляли [себя] в какой-либо работе, а А. К. Виноградов, осторожно умный, был, к сожалению, редким гостем комиссии.

Правительство внимательно прислушивалось к нашим голосам, а ярым и стойким защитником художественных интересов являлся народный комиссар по просвещению А. В. Луначарский, чьи обширные познания и тонкая эстетическая восприимчивость служили нам гарантией. Появились важнейшие декреты правительства об охране памятников искусства, о сохранении художественных ценностей и другие, пробуждающие и оплодотворяющие работников художественного фронта.

Возникла идея монументальной пропаганды, ей предшествовали случайные лозунги. Революционная пропаганда лозунгами началась впервые на стене каменного забора у дома Реввоенсовета (на углу улицы Знаменки и Гоголевского бульвара)[1102]; замелькали имена героев революции, мысли, науки и имена славных художников, мировых и русских. Затем появились изречения, призывы и хорошие мысли. На заборе дома, где я тогда жил (по Новой Божедомке) однажды увидел я надпись: «Жизнь должна и может быть счастлива!»

Помимо словесной пропаганды надписями на заборах необходимо было и ее художественное выражение. По инициативе архитектора И. В. Жолтовского появились мемориальные доски, а затем возникла идея, быстро осуществленная, постановки памятников борцам за свободу, литераторам и художникам.