Голодные мы приехали из Москвы как раз накануне здешнего базарного дня. Утром, проснувшись, мы обнаружили у себя исчезновение П. П. Покрышкина. Отправились в собор через базар и увидели умилительную картину: на возу сидел академик Покрышкин, охвативший руками огромную корчагу со сметаной и жадно ел ее ложкой. «Петр Петрович, — крикнул Чириков, — пойдем в собор». — «Сейчас, сейчас, вот сметану сначала доем», — ответил этот изголодавшийся в Петрограде тихий, скромный человек, уже тогда носивший в себе зловредные семена монашеского мировоззрения. В конце концов, Покрышкин, талантливый архитектор-археолог весь ушел в православие, сделался священником и забросил любимое когда-то им занятие[1110].
Вскоре образовалась комиссия по охране Троице-Сергиевой лавры[1111], где нам предстояла серьезная и ответственная задача не только по восстановлению искаженных памятников древнерусского зодчества, вроде знаменитого Троицкого собора XVI в., но еще более ответственная работа по раскрытию древнерусской живописи и ее жемчужины «Троицы» работы А. Рублева. Этой последней работой с увлечением занялся Грабарь со своей группой, где были большие мастера и знатоки русского искусства — реставратор Г. О. Чириков, художник и искусствовед Н. М. Щекотов, глубокий знаток древнерусской живописи А. И. Анисимов и приезжавшие из Петрограда К. К. Романов и П. П. Покрышкин[1112].
Монахи Троицко-Сергиевой лавры встретили нас «в штыки», наотрез отказались предоставить нам какое-нибудь помещение. «Где уж, ничего у нас нет, никаких помещений и везде холодно и голодно!» Пришлось ночевать в грязных нетопленных номерах, где-то под горой, в захудалой гостинице. Монахи отказали нам даже в стакане чая, говоря при этом, что давно чай не пьют и о сахаре забыли. Понадобилась защита местного ревкома, и через 2 дня я имел апартаменты из четырех комнат, бывшие так называемые митрополичьи покои, а казначей, отказавший нам в чае, должен был открыть свою кладовую, где всего-навсего оказалось только 8 огромных мешков сахара, чай и всякие запасы. Недаром Петр I называл монахов «сии скорпионы».
С недоверием монахи допустили нас к иконе Троицы и только после красноречивых и убедительных объяснений Грабаря, и особенно Чирикова, всегда умевшего находить надлежащий тон в разговоре с монахами и попами, удалось, наконец, снять безобразную серебряную ризу, заслонявшую и портившую этот замечательный памятник древнерусского искусства. Отведено было удобное помещение для работ. Приехали мастера, реставраторы и работа закипела.