В декабре Кропоткины ощутили первые признаки надвигающихся репрессий: в их доме французские жандармы устроили обыск, а Софью Григорьевну задержали и обыскали, когда она возвращалась из Женевы на поезде. Друзья советовали Петру Алексеевичу бежать, предупреждали об угрозе его выдачи в Россию, но он отказался скрыться. Наконец наутро после смерти шурина Кропоткина неотвратимое свершилось. Арестованного Петра доставили в Лион, где ожидался суд над арестованными анархистами. Этот процесс, по словам самого анархиста, становился «процессом борьбы классов»[884]: власти судили Интернационал.
Близкие и друзья поддерживали Петра Алексеевича в заключении. Жена, устроив с помощью Элизе Реклю и женевских товарищей похороны брата, навещала арестанта в Лионской тюрьме, хотя их встречи проходили «в клетке за двумя решетками»[885] – в шумном общем зале. Британский редактор Джозеф Коуэн прислал с доверенным представителем денежный залог с тем, чтобы позволить Кропоткину выйти на свободу до суда, но тот не принял это предложение, не желая покидать в беде товарищей по несчастью. Французский журналист Анри Рошфор начал кампанию за освобождение Петра Алексеевича, а известный адвокат Лагер предложил защищать его на суде. Однако Кропоткин и ряд других обвиняемых заявили, что намерены защищаться сами[886].
Лионская тюрьма святого Павла, в которой содержались анархисты во время процесса и первое время после него, считалась образцовой. Узники размещались в камерах-одиночках, а само здание было спланировано так, чтобы было легче подавить возможный бунт. Тюрьма, выстроенная в форме звезды, вспоминал Кропоткин, занимала «огромное пространство, окруженное двойным поясом высоких каменных стен… Пространство между лучами звезды заняты маленькими, вымощенными асфальтом двориками. Если позволяет погода, заключенных выводят сюда на работы. Главное их занятие состоит в приготовлении шелковых оческов. В известные часы в дворики выводили также множество детей, и я часто наблюдал из моего окна эти исхудалые, изможденные, плохо кормленные существа, представлявшие скорее тени детей». Камера, в которой сидел Кропоткин, была размером три на два метра; в ней имелись чистая «железная кровать, небольшой столик и маленький табурет, все наглухо прикрепленные к стенам». Помещения были грязны и изобиловали клопами. «Каждый арестант должен сам чистить свою камеру, то есть он спускается утром на тюремный двор, где выливает и моет свою "парашу", испарениями которой он дышит в продолжении всего дня». Поскольку обвиняемые еще не были осуждены, им оставили право сохранить гражданскую одежду, получать пищу из ресторанов и нанять за деньги камеру большего размера, где Петр Алексеевич продолжал писать статьи для «Британской энциклопедии» и «Всеобщей географии»,