Говорят, что во время беседы с Максом Неттлау Петр сказал, «ласково поглаживая свой револьвер»: «Если в России однажды вспыхнет революция, я вернусь и сразу же брошусь в нее». Так в 1919 году писал японский ученый Тацуо Морита, ссылаясь на Неттлау. За статью о Кропоткине, опубликованную в университетском научном журнале, доцент Морита тогда заплатил не ростом рейтинга в системе Хирша, а тремя месяцами тюрьмы и крупным штрафом[1134]. Но кое в чем он был неправ. Это выяснил китайский анархист (позднее знаменитый писатель) Ба Цзинь, готовивший перевод работ Кропоткина для издания его сочинений на китайском языке. Прочитав книгу Мориты, в 1928 году он написал старому Максу письмо. Неттлау ответил, что рассказывал о тренировках в стрельбе своего друга совсем «не этими словами»[1135]. В ноябре 1905-го при встрече в Британском музее Кропоткин рассказал ему, что часами тренируется стрелять в тире, «чтобы попрактиковаться немного в стрельбе из винтовки, и был удовлетворен тем, что все еще мог попадать в цель»[1136].

Но винтовка пожилому анархисту так и не потребовалась. Его оружием в этой революции стали перо, бумага, типографский шрифт и гранки будущих номеров анархистской газеты…

* * *

В последние десятилетия XIX века старые друзья не раз сетовали, что Петр Алексеевич «отошел» от революционного движения в России, – вспоминал он в «Записках революционера». Но от чего именно? Того, прежнего, «землевольческого» и даже «народовольческого» движения уже не было: его участники погибли, мерзли в далекой Сибири или вынуждены были, как Кропоткин, укрыться в эмиграции. Кто-то вернулся к «цивильной» жизни. От русского бакунизма осталось лишь несколько ветеранов. Да и как мог медленно старевший, но по-прежнему бодрый изгнанник издалека повлиять на события, происходившие на другом конце континента?

Но все это не значило, что Кропоткин забыл о России. Все годы жизни в эмиграции он внимательно следил за тем, что там происходит. Он ждал – и дождался. Какой отрадой было для него наконец услышать анархистский голос молодого россиянина, пусть пока из эмиграции. В 1891 году, впервые с начала 1880-х, появляется анархистская группа, ориентированная на деятельность в России. Ее основателем был Александр Моисеевич Атабекян (1868–1933), уроженец города Шуша Елизаветпольской губернии, сын врача. Окончив реальное училище, в 1889 году Александр вместе с сестрой выехал в Швейцарию. Здесь он поступил на медицинский факультет Женевского университета. Сначала молодой студент присоединился к армянской социал-демократической группе «Гнчак», но, прочитав книгу Кропоткина «Речи бунтовщика», стал убежденным анархистом-коммунистом. В состав его группы, именовавшей себя «Кружок анархистов» и действовавшей в Женеве, входили студенты-медики Габриел Вахардян, Стоил Бойчев и Параскев Стоянов (1871–1940), в будущем – известный профессор, хирург и ученый. Двое армян и двое болгар, но все ориентированы на деятельность в России… Летом 1891-го Атабекян и Стоянов встретились в Лондоне с Кропоткиным. Состоялась долгая и обстоятельная беседа, а потом было плодотворное сотрудничество…