Перед лицом Галифакса и Чемберлена Черчилль сделал шаг, который спас честь Британии – он созвал не узкий состав военного кабинета, а полный состав совета министров, двадцать пять человек. На закрытых заседаниях военного кабинета министр иностранных дел Галифакс выступал за уступки Италии (с чем соглашались французы), чтобы стимулировать Муссолини выступить с мирной инициативой.

Речь Черчилля достойна цитирования: “Я долго думал в эти дни, не является ли моей обязанностью вступит в переговоры с Этим Человеком. Но бессмысленно думать, что мы можем получить больше того, что получим сражаясь. Немцы потребуют наш флот – они назовут это “разоружением” – наши морские базы и многое другое. Мы станем государством рабов с марионеточным прогитлеровским режимом… И чем мы станем в конце всего этого?” В заключение он сказал: “И я убежден, что каждый из вас вскочил бы со своего места и разорвал бы меня на клочья, если бы я хоть на секунду подумал о переговорах и сдаче. Если уж долгая история нашего острова подходит к концу, пусть этот конец наступит тогда, когда каждый из нас будет дымиться в собственной крови”. Хладнокровные, критичные, выдержанные англичане сорвались со своих мест. Это был конец политики умиротворения. Триумф Черчилля наступил после слов премьера о том, что «что бы ни случилось у Дюнкерка, мы будем продолжать сражаться». Это была высшая точка судьбы Черчилля. Большинство членов кабинета вскочило со своих мест и бросилось к вождю. Отныне не могло быть сомнения: Британия не встанет на колени, бритт не будет рабом.

Хью Далтон наиболее полным образом описывает этот роковой эпизод новейшей истории Британии так: «Бессмысленно думать, что если бы мы заключили мир, мы получили бы лучшие условия заключения мира. Немцы потребовали бы наш флот и наши военно-морские базы и многое другое – они назвали бы это «разоружением». Мы стали бы государством рабов, даже если бы Гитлер сохранил марионеточное правительство во главе, скажем, с Мосли или кем-то другим. Ведь, все же, у нас еще были огромные ресурсы и возможности. И поэтому он (Черчилль) сказал: «Мы будем продолжать сражаться до конца здесь или в другом месте, и если наша долгая история подойдет к концу, то это произойдет не потому, что мы сдадимся… Если долгая история нашего острова подойдет к концу, пусть это случится только тогда, когда мы будем дымиться в собственной крови». Ллойд Джордж (консервативный либерал), Леопольд Эмери (старинный противник Черчилля) и социалист Хью Дальтон встали первыми.

Тот, кто не учит великие уроки истории, обречен на прозябание и распад и ничто не успокоит нечистую совесть.