Тут история МХАТ делает, по мнению злопыхателей, ход конем. Народ — за исключением Ливанова — не печалится вовсе и пишет Ефремову ласковые письма, надеясь на милость. Для описания хладного пота на челе Ефремова мемуаристы не пожалели чернил. Из мемуаров актера МХАТ Николая Пенькова: «Обряд представления нового худрука прошел без особой пышности, по-деловому. Отказавшись от „тронной речи“, Ефремов предложил пройти всем в нижнее фойе на читку новой пьесы „Дульсинея Тобосская“ Володина». Были мемуары и позабористей. День вступления в должность — без коня, но с «Дульсинеей» — описан обильно.

А вообще-то линия была прямая. Никаких коней, никакого пота, кроме летнего, от жары. Ефремов много лет как уходил из «Современника» душой (никто не видел, не чувствовал, все поразились), доигрывал роль руководителя на мастерстве, на ответственности. МХАТ ему был необходим как воздух. Он ничего не сделал закулисного, никого не выдавливал и не подсиживал, несмотря на увлеченность Фурцевой им лично — как мужчиной в том числе. Он был в растерянности, что Козинцев не взял его в картину «Король Лир». Это была последняя надежда сыграть в трагедии. Больше он не пытался. Трагедия-маска разгримировалась, умылась и покинула театр. Теперь выгородка трагедии — вся его жизнь, причем О. Н. еще не догадывается, что именно с МХАТ ему предстоит плыть из одной страны в другую в начале девяностых. Проступят страшные символы, будто птица на занавесе будет убита наконец всерьез.

Сергей Десницкий в своей книге показывает, откуда взялась застарелая байка про белого коня. Любезный борзописцам сюжет, будто в 1949 году О. Н., огорченный, что его не взяли в труппу МХАТ, сказал, что въедет в него на белом коне. Нет, не говорил. Опять не то. Белый конь полностью — от копыт до хвоста — легенда. И не ефремовский это стиль. Оказалось-таки, что автор фразы — жена, Лилия Толмачева. «Сама О. Л. Книппер-Чехова опекала Олега, — пишет Десницкий, — и однажды даже пригласила его вместе с женой отдохнуть на даче Антона Павловича в Аутке. Конечно, для него решение руководства МХАТ было равносильно катастрофе! Рухнули все честолюбивые планы и, вместо того, чтобы творить на „Главной сцене страны“, юному дарованию пришлось примириться с положением артиста Центрального детского театра, куда, кстати, его тоже приняли со скрипом, только благодаря настойчивости В. Я. Виленкина, который уговорил Худрука этого театра Ольгу Ивановну Пыжову взять Олега Ефремова. Его первая жена Лиля Толмачева утешала его: „Ничего, Олежка, ты еще въедешь в этот театр на белом коне!“».