Это был показательный пример того, что медицина не всесильна. От меня требуется правильно выполнять непрямой массаж сердца – сдавливать как минимум на пять сантиметров и ждать, пока грудь вернется в исходное положение, – и пациент либо выживет, либо умрет. В этом не было никакого искусства, не существует какого-то тонкого подхода к возвращению человека к жизни. Просто лупи по грудной клетке в надежде, что это сработает. Продолжая смотреть на тело Дэна Мастерсона, я сжал левую руку в кулак и ударил им по правой. Какой был смысл во всем этом обучении, во всех этих технологиях, если мы не могли добиться с помощью них желаемого результата?

На моих глазах огромное количество пациентов были возвращены к жизни. Многие были спасены, когда надежда, казалось, была потеряна, но только не в этот раз. Байо показал мне, каково быть особенным, быть спасителем жизней, однако в ту ночь я был в команде проигравших. Я подумал, может, без него я не был таким уж особенным. Или без Дона. Или Эшли. Или Мораниса. Может, я просто не мог эффективно выполнять свою работу без этих более опытных врачей. Руки и спина ныли, но сердце ныло еще больше – ему было больно за семью Дэна Мастерсона. Почему это случилось?

Я отошел от тела, и доктор Джанг обнял рукой мое потное плечо. Он видел, как я был подавлен.

– Мы сделали все, что могли, – сказал он.

– Я знаю, – ответил я, в то время как на глазах собирались слезы. – Просто это такой отстой, понимаете?

Я не мог толком объяснить свою эмоциональную реакцию. Что было такого особенного в этом Дэне Мастерсоне? На моих глазах умирали многие пациенты – порой чуть ли не ежедневно, – и я редко когда оказывался в таком ступоре. Пятнадцатая смерть потрясает уже не так, как первая или вторая. Вместе с тем большинство умерших у меня на глазах пациентов были пожилыми либо давно болели. Я уже участвовал прежде в нескольких безуспешных попытках реанимировать человека, однако это были люди за восемьдесят, которым вообще не следовало через все это проходить. Дэн Мастерсон же был молодым симпатичным парнем, который просто пришел с улицы и умер.

– Я знаю, – повторил я, вытерев слезы рукавом.

Мы снова посмотрели на тело Мастерсона. Медсестра собирала бумаги и куски пластика, разбросанные по полу в суматохе реанимации. Пробирку за пробиркой – из-под лекарств, которые были безрезультатно введены. Есть нечто странное в том, чтобы признать, что жизнь покинула тело. Я не верю в воспаряющие в небеса души или что-то подобное, но все равно казалось, словно с наступлением смерти нечто осязаемое покидает тело, а затем и палату. Вскоре должно было начаться мышечное окоченение, конечности Дэна Мастерсона затвердеют, а его тело охладится. Я сосредоточился на мгновение на этих биохимических процессах, стараясь не терзать себя мыслями о его смерти и нашей неудаче.