Я отпил из банки газировку и глянул на пластиковый стакан, подумав, что он еще может понадобиться мне позже. Насколько больным был этот парень? И буду ли я знать, что делать? Внезапно желание поскорее принять нового пациента куда-то пропало. Я надеялся не столкнуться той ночью с чем-то незнакомым. Мне хотелось рядовых проблем, с которыми я смогу справиться. Мне не нужен был очередной повод чему-то научиться, особенно с учетом того, что учить меня в ту ночь было некому.

– Это-то как раз и есть самое странное, – сказал доктор Бриков, слегка повысив голос. – Парень пришел к нам после работы пару часов назад – на ногах, спокойно разговаривает, совершенно обычный парень – и заявил, что ему кажется, будто он скоро умрет.

Я снова вспомнил ужас, испытанный мной после случайного укола зараженной иглой. Я ощущал его неоднократно, и я не был так уж болен.

– Да…

– А еще он сказал, что проходит экспериментальное лечение. Вдыхает оксид азота.

– Серьезно?

– Ага. Нашел в интернете. Прочитал какие-то отзывы о том, что это может излечить гепатит С, и решил попробовать.

Я покачал головой:

– Это как-то странно.

Ранее в том году я узнал немного о лечении вдыханием оксида азота, когда один пациент в поликлинике с серповидно-клеточной анемией спросил меня об этом. Как оказалось, существовал целый черный рынок по продаже закиси азота, и люди пробовали ее для лечения всевозможных болезней. С гепатитом С, однако, она никак не могла помочь.

Прикрыв трубку рукой, доктор Бриков отдал кому-то в приемном покое распоряжение. Что-то насчет компьютерной томографии.

– Итак, – сказал я, – полагаю, его жене известно, что у него…

– В том-то и дело… он говорит, что ничего не рассказывал жене. А второй ребенок родился всего месяц назад.

– Ох.

– Ага, и должен вас предупредить – его состояние стремительно ухудшается. Давление падает. Скорее всего, понадобится интубация. Не знаю, в оксиде азота дело или еще в чем.

– Понял, – сказал я. – Отправляйте его к нам. Я готов.

Это был единственный допустимый ответ, но я был на нервах. Этот сценарий был одним из незакрашенных участков на моей стене.

Несколько минут спустя двери в реанимацию распахнулись, и бригада врачей и медсестер приемного покоя закатила Дэна Мастерсона к последней свободной кровати в отделении. В отличие от больницы Колумбийского университета, здесь не было никакой несчастливой угловой палаты. Обстановка в палате оживилась.

– Пропал пульс, – крикнул кто-то, когда я подошел.

– Начинайте массаж сердца, – сказал другой голос. У моего пациента, первого нового пациента в этом отделении, по пути в реанимацию остановилось сердце.