Подбежав к изголовью каталки, я надавил ладонями на грудину Дэна Мастерсона. Еще не увидев его лица, не успев разглядеть цвет его глаз, я уже сломал ему ребро. А то и два. Я ритмично сдавливал его грудь, в то время как другой врач раздавал распоряжения, и во всей этой безумной суматохе – ему в горло поспешно вставили дыхательную трубку, а медсестра ввела в безжизненное тело адреналин – я мельком глянул на своего нового пациента. Дэн Мастерсон выглядел совершенно не так, как я себе представлял. Это был крупный мужчина – значительно выше ста восьмидесяти сантиметров – с широкой грудью и мускулистыми руками. У него были короткие светлые волосы и светло-зеленые глаза, а его грудь и живот были усеяны татуировками. Он был на вид молодым, здоровым парнем – совершенно не похожим на человека при смерти.

У ног пациента стоял высокий и худой врач приемного покоя, спокойно руководящий реанимационными мероприятиями, в то время как я яростно сдавливал грудь Мастерсона.

– Мне нужен кальций, инсулин и бикарбонат, – сказал доктор медсестре рядом с ним. Обращаясь ко всем остальным, он объявил: – Пациент находился без пульса три минуты. Продолжайте СЛР.

Я молотил перекошенную, продавленную грудь Дэна Мастерсона, и у меня на лбу начал собираться пот. Несколько капель с моего носа упали ему на шею. Вскоре пот капал уже ему на лицо, а через пять минут моя одежда была уже насквозь мокрой. С каждой минутой я все с большей силой сдавливал безжизненное тело, отчаянно пытаясь уловить в глазах проблески жизни. Они оставались совершенно пустыми. Его лишенное эмоций лицо постепенно теряло цвет.

В какой-то момент появился мой руководитель, доктор Джанг, сорока с чем-то лет, который ухаживал за пациентами на другом этаже. Он был пухлый – один из немногих врачей с явным избыточным весом, которые мне встречались, – и нас мельком представили, в то время как я продолжал делать непрямой массаж сердца.

У меня было стойкое убеждение, что если я контактировал с пациентом, коснулся его, то он под моей ответственностью.

У меня было стойкое убеждение, что если я контактировал с пациентом, коснулся его, то он под моей ответственностью.

Каждые несколько минут, когда уже казалось, что мои руки вот-вот отвалятся, Джанг отталкивал меня в сторону и начинал сам сдавливать грудь пациенту. В эти моменты, стоя за его спиной и пытаясь перевести дыхание, я думал о том, какую роль во всем этом сыграл оксид азота. Что происходило в организме Мастерсона? И сколько мы будем продолжать пытаться его оживить? Я ни разу не видел, чтобы реанимация продолжалась больше тридцати минут. Перед нами, между тем, был совсем молодой парень, которого ждали дома жена и двое детей. Как вообще мы могли прекратить СЛР? Стоя в полусогнутом состоянии с руками на коленях, я думал: «Не дайте ему умереть. Черт побери, не дайте этому парню умереть».