В первый момент слова эти до моего сознания не дошли. По инерции смотрю, все ли нормально на путях, автоматически отвечаю на поздравления. Первая мысль — за что?
Да, мы трудились, отдавали заводу все свои силы. Добились как будто бы неплохих результатов. Но ведь есть еще и недостатки, их немало — можно работать больше, лучше. О награде никогда не думала. Поощрять других вошло в привычку, а о поощрении для себя и не помышляла.
Алехин, видимо, поняв мое состояние, поспешил показать вторую телеграмму с фамилиями награжденных товарищей по работе. И тут только пришла радость. Я поняла — вначале сердцем, а уж потом разумом, что в жизни нашего завода и в моей жизни произошло что-то очень значительное. Это сильно взволновало меня, мне надо было побыть одной, собраться с мыслями. Пытаясь хоть как-то унять волнение, я, по своему обыкновению, стала быстро ходить взад-вперед вдоль железнодорожных путей цеха. Вихрем неслись мысли о цехе, о людях, о прошлом и настоящем, ничего не додумывалось. Орден Ленина!
И в голове только одно имя — Ленин, Ленин. Перед глазами раннее морозное утро, причудливые ледяные узоры на стеклах, печки холодные, и мы холодом скованы. Это — январь 1924 года:
— Дети, нашего Ленина не стало… — Спазмы сжимали горло Веры Александровны, она замолчала, а слезы текут по щекам, падают на фуфайку, пробираются за ворот, идут от сердца, падают свинцом на сердце.
Мы слушали, широко открыв глаза. Те, кто был постарше, поняли, что за горе обрушилось на всех: «Нет больше Ленина».
— Владимир Ильич тяжело болел, — продолжала наша мама. Она стояла перед нами в валенках и фуфайке, подпоясанной солдатским ремнем, с непокрытой головой. Глаза печальные, голос дрожал. — Нет его больше среди нас, но он жив и вечно будет жить.
Вздох облегчения вырвался из детских сердец, а Вера Александровна уже говорила громче, и глаза ее теперь горели.
— Такие люди не умирают, они вечно живут в делах своего народа.
Пусть нам не все понятно, зато самое главное мы уяснили: Ленин вечно живой!
— Надо, дети, учиться по-ленински, работать и жить по-ленински.
И это нам тоже ясно.
Мы стояли напротив городского комитета партии, когда хоронили Ильича. Пять минут никто из нас не шелохнулся, а траурные гудки завода и электростанции, гудки паровозов и машин проникали в самую душу. Мы молча клялись — жить по-ленински.
Мы вступали в пионеры и клялись быть верными сыновьями и дочерьми Ленина. Любое задание партии и комсомола выполнять по-ленински.
Мы вступали в комсомол, и снова звучала наша клятва: быть верными помощниками партии, каждую мысль и каждый свой шаг сверять с Лениным. Свято выполняли ленинский завет: «Учиться, учиться коммунизму».