— Нет, граждане судьи, не в тех деньгах дело, а в позоре. Но и это стерпела бы, да вот ребенка жалко, что без отца будет, а когда подрастет, то и стыда не оберегся… Он, окаянный, сначала ко мне то с одним, то с другим — зашить, либо постирать кой-чего, ну как одинокому человеку не помочь? И детей моих баловал, конфетой угостит, иной раз печеньицем. Вот таким манером и втерся в нашу семью…

Вызвали свидетелей, больше для проформы, суду уже и так все было ясно. Затем зачитали ходатайство сталеваров: не только не делить пособие, но и потребовать «от этого гражданина, фактического отца ребенка, выплаты алиментов до совершеннолетия дочери». Решение суда соответствовало этой просьбе, и зал встретил его горячими аплодисментами. А истец сгорбился и засеменил к выходу, пряча от стыда глаза.

Громко прошумела эта история. Авторитет сталеваров, подсказавших такое справедливое решение, еще больше вырос, а ко мне стали чаще обращаться со всякого рода просьбами.

Желание помогать во всем, в чем только можешь, привитое с детских лет, переросло со временем в своего рода потребность: что бы мне ни рассказывали, ничего не прося при этом, первая мысль, — как и в чем помочь человеку. Эта черта характера была подмечена моими товарищами: «Давай свое заявление, я передам нашему депутату», — говорили они знакомым и, сами того не желая, невольно увеличивали объем моей работы.

…Да, расставанье с цехом было взаимно трудным. Разговаривая с Бредихиным, пошутила: «Теперь, Алексей Тихонович, сможете иногда отвести душу крепким русским словом».

— Нет, мы уже отвыкли от этого, — искренне, вырвалось у него, — нам лучше душу отвести вашим теплым словом.

— Слова-то у меня в работе были и жесткие, я всегда опасалась, что будут обиды.

— Нет, когда справедливо за дело начальник требует, а, главное, еще скажу, требует если с толком, это обид не вызывает, а помогает в работе, — говорит стеснительный малоразговорчивый мастер Митя и, обращаясь взглядом к начальнику, продолжает: — А вот поддержка в трудную минуту — это то тепло, о котором говорит Бредихин, это то, что вызывает желание работать всегда лучше.

В один из последних дней моей работы в цехе в кабинет зашел Иван Николаевич. Уже стемнело, у меня никого не было.

— Не помешаю тебе? — спросил он. — А то, видишь ли, на людях я к тебе как к начальнику, а теперь уж и как к директору подойти должен. И поговорить по душам не получается. Но ты ведь на большое дело идешь, вижу — тревожишься, да и не диво. Но вот что… Как бы тебе это лучше сказать. Запомни — в сердце нашем ты вроде дочери. И очень тебе помочь хочется.