Солнечные лучи, появление белого цвета в фильме переносили нас в мир грёз спящего героя – то он катался с белоснежной мечтой-невестой на лодке, то, безносый, в смущении отскакивал от неё в соборе. Солнечный луч скользил по блестящим крышам скучных домов, полосатой полицейской будке, неясному силуэту Медного всадника и тяжёлому, приземистому абрису Казанского собора с массивными колоннами, по покрытым булыжником пустынным площадям с зеркальными лужами. Благодаря появлению грезящихся солнечных лучей город утрачивал в эти мгновения тяжёлую, давящую мрачность – заблестели белые сугробы, лёд на Неве, безнадёжно серые крыши. И всё это сотворено не рисунком, а на игольчатом экране! (У Алексеева в его раненой душе жили первые детские мрачные впечатления, так пригодившиеся к Гоголю и к Достоевскому.)

Чёткость и резкость предметов, усиливая их рельефность, выразительно отображала смену дня и ночи. Персонажи в фильме двигались как бы «скользя», как это бывает во сне. Все эти новые приёмы оживляли текст Гоголя, подчёркивали алогичность и нереальность происходящего.

Он искал к готовому парадоксальному материалу и музыку необычных ритмов. Договорился с вьетнамским композитором Тран Ван Хе, проживавшим в Париже и преподававшим в Сорбонне, придумать что-нибудь необычное в восточном стиле. Тран Ван Хе сочинил этническую мелодию, записав её с собственного голоса, аранжировал и исполнил на фольклорных восточных инструментах с упором на ударные. Вначале звучало рокочущее барабанное вступление – большая цимбала. Барабанное сопровождение усиливалось и вместе с цимбалой становилось похожим на военный марш, отстукиваемый твёрдыми палочками по коже барабана и его краю. Такой приём давал эффект коротких сухих звуков. И Нос, и Ковалёв, и цирюльник двигались в такт переливам струн и неожиданным барабанным ударам. В кошмарных сновидениях, где Ковалёва окружали люди-носы, барабаны отбивали нечёткий ритм, струны издавали истерично-нервозные звуки, движения самого героя становились странно хаотичными. Будущая невеста-мечта появлялась в кадре одновременно с нежным лирическим звуком.

Во время встречи Ковалёва с Носом в Казанском соборе музыки почти нет, а удары инструментов сродни сердцебиению. В конце возникал звук дан транх (плоской цитры), вновь напоминавший биение человеческого сердца.

Фильм, сделанный при спонсорской поддержке французской продюсерской компании «Синема Нуво», получил грант французского правительства за непревзойдённое мастерство художественного исполнения. Его с восторгом принимали на фестивалях и ретроспективных показах в Европе и в США. В 1963 году именно за этот фильм Алексеев награждается призом графа де Ланнуа на Международном фестивале экспериментального кино в Бельгии и дипломом Международного фестиваля короткометражных фильмов в Оберхаузене.