10.1. Часовня, построенная по проекту Ф.О. Шехтеля.

Мягко упрекнув московских врачей, презиравших Захарьина последние годы, студентов и преподавателей Московского университета, наказавших покойного своим неуважением, и журналистов, выступивших в прессе с нелестными некрологами, газета «Московские Ведомости» просила не тревожить больше память усопшего: «Он заслужил покой, которого в жизни своей почти не знал».[568] Его действительно оставили в покое – в брезгливом покое забвения как спесивого деспота, сатрапа медицинского ведомства, основоположника московской врачебной школы стяжательства.

Через десять лет после его смерти газета «Московские Ведомости» с грустью констатировала: «Ни со стороны близких ему, ни со стороны его учеников-врачей, ни со стороны университета не сделано ничего, чтобы почтить память человека, в течение 35 лет украшавшего Московский университет своим преподавательским талантом».[569] В декабре 1912 года медицинский факультет обратился в Совет Московского университета за разрешением увековечить память 35 умерших профессоров, поместив их портреты в соответствующих клиниках и аудиториях; фамилии Захарьина в том списке не было.[570] Спустя почти четыре года медицинская печать, не скрывая своего разочарования, констатировала: школа Захарьина процветает, и «профессорские торговые лавочки по твёрдым ценам» по-прежнему открыты и ждут доверчивых посетителей.[571] Как обронил однажды Ницше, «когда-нибудь с моим именем будет связываться воспоминание о чём-то чудовищном – о кризисе, которого никогда не было на земле, о самой глубокой коллизии совести, о решении, предпринятом против всего, во что до сих пор верили, чего требовали, что считали священным».

В первые десятилетия после октябрьского переворота о Захарьине высказывались редко и, как правило, непочтительно. Его называли прирождённым консерватором и даже «воинствующим реакционером», известным сребролюбцем и почему-то лейб-медиком Александра III. Нарком здравоохранения РСФСР Семашко и его заместитель Соловьёв видели в Захарьине врача хоть и одарённого, но излишне увлечённого частной практикой, подлежавшей искоренению «как пережиток капиталистического строя». Основной задачей советской медицины считалось в те годы «не подлечивание инвалидов труда», а оздоровление всех трудящихся посредством социальной профилактики, широкого применения диспансерных методов обследования и лечения и «классового подхода к первоочередному обслуживанию городского пролетариата и беднейшего крестьянства».[572] Особое негодование у вождей советского здравоохранения вызывал поэтому захарьинский принцип строго индивидуальной диагностики и лечения больных.