Сарнова поразил вопрос писателя о Бухарине – напечатают ли главу о «любимце» партии? Это дало повод поговорить о политических процессах 30-х годов – инсценировки ли это были, не подменили ли подсудимых статистами?
– Не знаю, – ответил Эренбург. – Здесь много страшных тайн. Может быть, когда-нибудь они откроются. Все ли только? – помолчал и стал рассказывать: – Вскоре после того, как я приехал из Испании, состоялся процесс так называемого правотроцкистского блока. Мне прислали билет в Колонный зал, где происходил процесс, и дали понять, что уклониться нельзя. Лучше всех, ближе всех я знал Бухарина – мы были в юности друзьями. Мне кажется, что на процессе это был он, Николай Иванович; но он был на себя не похож. Это был его голос, а говорил он не своими, чужими словами. То, что он говорил, и даже как он говорил, было для него немыслимо. А как этого добились, не знаю.
…Л. Лазарев, литературовед и критик не из последних, сопоставлял мемуары «Люди, годы, жизнь» с воспоминаниями А. И. Герцена «Былое и думы». Вообще был очень высокого мнения об Эренбурге: крупная, выдающаяся личность, человек редкого ума, уникального жизненного опыта, поразительного кругозора в искусстве, культуре, политике и истории, поэт божьей милостью, замечательный сатирик и блистательный эссеист. От себя добавил: это был творец, навсегда вписавший своё имя в историю Великой Отечественной войны. Его публицистика 1941–1945 годов и сегодня мало кого оставляет равнодушным.
Кстати, интересен эпизод, относящийся к тому суровому времени.
В романе «Хороший Сталин», изданном как мировой бестселлер, Виктор Ерофеев приводит следующий эпизод из жизни И. Г. Эренбурга. В конце войны Илья Григорьевич написал статью, в которой говорилось о том, что немецкие рабочие и крестьяне, с которыми он беседовал в Кёнигсберге, поддерживали захватнические планы Гитлера, желая получить покорённых русских в качестве рабов. В ответ писатель требовал (завуалированно) глобальной мести. Статью он передал для публикации в журнал «Вопросы международного рабочего движения», который курировал министр иностранных дел В. М. Молотов. Вячеслав Михайлович вызвал одного из сотрудников министерства и приказа разъяснить автору:
– Война идёт к концу, мы должны искать в Германии здоровые силы, какую-то опору, а не чернить всех подряд.
Посланца высших сил писатель встретил довольно холодно и решительно отвёл его убеждения:
– Всё написанное – правда, и я ничего менять не намерен.
Авторитет Молотова не сработал, его посланец не верил своим ушам. О результатах визита, конечно, доложил и был послан к Эренбургу второй раз. Писатель остался твёрд в своём убеждении.