Но последнее сделать казалось невозможным. Это был вулкан, неудержимая лава внезапно освободившейся энергии. Не давая „кандидату“ опомниться, Арий Давидович прощался, выдавая перед уходом двусмысленную фразу:

– Очень приятно было вас видеть! До встречи».

Где обычно приходилось встречаться с этим деятелем Литфонда, писатели знали хорошо.

Но вот как-то к Арию Давидовичу подошёл вполне здравствующий улыбающийся Светлов. Зная насмешливый и задорный нрав поэта, мастер похоронных дел попытался улизнуть. Но не тут-то было. Михаил Аркадьевич радостно ухватил его за отворот пиджака и, не давая опомниться, спросил:

– Арий Давидович, сколько похоронных разрядов существует?

Застигнутый врасплох, «мастер» с ходу выдал одну из сокровеннейших тайн Литературного фонда:

– Пять!

– А по какому разряду будут хоронить меня? – продолжал любопытствовать Светлов.

– Естественно, по первому. Как классика, – авторитетно заверил Арий Давидович.

– Сколько это стоит? – не унимался поэт.

«Мастер» назвал довольно значительную сумму. У Михаила Аркадьевича округлились глаза.

– А во что обходятся похороны по пятому разряду? – понизив голос, осведомился он.

Эту цифру знали многие в семьях писателей. Скрывать её уже не имело смысла. Арий Давидович назвал. И тогда Светлов предложил:

– Можно ли сделать так – похоронить меня по пятому разряду, а разницу в деньгах выдать сейчас?

Конечно, отступать от строго разработанного ритуала не могли ни Литературный фонд, ни Союз писателей. Но деньги поэт всё-таки «получил», и немалые – Ленинскую премию, но… спустя два года после своей кончины.

Смерть-злодейку Светлов встретил тоже с улыбкой. Когда его клали в больницу, одна дама назойливо спрашивала:

– Михаил Аркадьевич, что же у вас всё-таки находят?

– Талант, – последовало в ответ.

Светлов лежал в отдельной палате 2-й Градской. Ярослав Смеляков принёс ему лекарство, на которое возлагались большие надежды. Лекарство, добытое с немыслимыми трудностями. Называлось НРБ. Это был какой-то экстракт из нефти, о котором с восторгом говорили врачи. Михаил Аркадьевич понюхал бутылочку с тёмно-коричневой жидкостью и с грустью заметил:

– Дело пахнет керосином.