«Через некоторое время пришел к нам комиссар Хохряков, который раньше у нас не бывал. Как будто бы выходило так, что он должен был перевезти детей и всех остальных в Екатеринбург вместо Яковлева. Я могу только удостоверить, что Хохряков, как и Яковлев, спешил с отъездом, все проверяя болезнь Алексея Николаевича. Незадолго до нашего отъезда появился с отрядом красноармейцев какой-то Родионов. Эти красноармейцы и заменили наших стрелков. Отряд Родионова состоял из русских и латышей. Я не знаю, были ли в нем мадьяры, но латыши были. Я это потому так говорю, что потом, когда мы ехали на пароходе, лакей Трупп признал в одном из красноармейцев своего племянника (имени и фамилии его не знаю), а Трупп был латыш.
Хохряков, как говорили, был матрос. Кто был Родионов, я не могу сказать. Был ли он жандарм, не могу сказать. Не могу точно сказать, похож ли он был на офицера, но вряд ли. Мне он не казался человеком интеллигентным. Я не могу сказать, чтобы он был особенно грубым, но он проявлял настойчивость в своих требованиях. Это действительно было, что он не позволил княжнам закрывать двери их спальни. Я с ним из-за этого повздорил, потому что нельзя так: барышни. А Нагорный с ним вздорил из-за Алексея Николаевича. Может быть, из-за этого мы с Нагорным и пострадали» (Росс Н.
Из воспоминаний личной фрейлины Императрицы Софьи Карловны Буксгевден:
«Я получила разрешение Яковлева присоединиться ко всем придворным, но Родионов не позволил мне жить в доме под предлогом недостатка места, и я присоединилась к остальным только на пароходе „Русь“. Родионов, Хохряков и их солдаты были нашей охраной. Губернаторский и корниловский дома были разграблены ими при отъезде. Забрали все, принадлежавшее и не принадлежавшее Императорской Семье, даже лошадь и повозку, которые одолжил епископ, чтобы отвезти детей на пристань. Все эти вещи, так же как и большую часть личных вещей Императорской Семьи, эти люди поделили в Екатеринбурге как „добычу“ причем я видела, как часть из них была отвезена в Совет. Великим Княжнам не разрешалось закрывать двери своих кают. Охрана была расставлена повсюду, даже в туалетных комнатах, откуда мы с трудом могли ее выпроводить. Когда мы выходили на палубу, солдат сидел на краю нашей скамейки, и мы были обязаны говорить очень громко по-русски, чтобы охрана могла следить за нашим разговором. Погода была прекрасная, так что Цесаревич мог в течение всего дня сидеть на палубе в своем инвалидном кресле. На ночь Родионов запирал Цесаревича в его каюте, к большому негодованию Нагорного, который постоянно вел бурные перебранки с Родионовым. Когда судно отошло от пристани, солдаты по неизвестной причине стали стрелять залпами из своих пулеметов, но Хохряков, который был более благоразумен, чем Родионов, пошел к больному мальчику и сказал, чтобы он не пугался». (Баронесса Софья Буксгевден.