Глава двадцатая Реформа

Глава двадцатая

Реформа

Маркиза Пескара, духовная дочь еретика Поула, его пособница и сообщница других еретиков, была совращена с пути истинного вышеозначенным кардиналом Поулом посредством всевозможных лжеучений.

Пьета для Виттории Колонна. Деталь. Ок. 1538–1540

Когда Микеланджело завершил «Страшный суд», перед ним вновь предстал возвращающийся с пугающей регулярностью призрак: необходимость вернуться к работе над гробницей Юлия II. Прежний герцог Урбинский, Франческо Мария делла Ровере, умер в 1538 году. Как и почти все прочие скоропостижные смерти в Италии эпохи Ренессанса, ее приписали отравлению. Франческо Марии наследовал его сын Гвидобальдо; на следующий год он послал Микеланджело любезное письмо, выражая готовность ждать, пока Микеланджело не окончит работу над «Страшным судом», но одновременно замечая, что ему не терпится, так же как, верно, и самому Мике[1293] ланджело, увидеть наконец завершенную гробницу его предка Юлия II спустя все эти годы[1294].

Однако не успели показать публике «Страшный суд», как Павел III поручил Микеланджело написать еще несколько фресок. Ими предполагалось украсить здание новой капеллы Ватикана, которая, по имени своего основателя, получила название капелла Паолина или Павлова капелла. Ее возвели совсем недавно, и теперь следовало выполнить внутреннее убранство.

23 ноября 1541 года кардинал Асканио Паризани, занимавший видное место в среде ватиканской бюрократии, послал герцогу Урбинскому дурные вести. Он сообщил, что Микеланджело предстоит расписывать капеллу для папы и он никак не сможет заняться гробницей, добавив, что поскольку Микеланджело столь стар (ему вот-вот исполнится шестьдесят семь), то, если он даже и успеет, согласно повелению пап, выполнить фрески, вряд ли у него останутся время и силы для чего-либо еще[1295]. Кардинал предложил передать эту работу другим скульпторам, которым поручали завершить начатое Микеланджело, и, поторговавшись и попрепиравшись, герцог согласился, настояв на том, чтобы Микеланджело лично выполнил для гробницы три изваяния. Герцог потребовал, чтобы одним из них стал «Моисей». Каждому, кто видел его, было ясно, что это величайший шедевр.

Казалось бы, дело подошло к благополучному завершению, ведь Микеланджело, хотя бы вчерне, закончил не три мраморные скульптуры, а больше. Впрочем, как обычно, во время переговоров по поводу гробницы у Микеланджело началась истерика, и он, по своему обыкновению, сам все усложнил.