По словам Кондиви, он выполнил для нее три рисунка: «Распятие», «Пьету» и «Христа и самарянку»[1310][1311]. В основе двух последних – сюжет, который не мог не вызвать глубокий интерес Виттории: они изображают женщину, лично, без посредников, обращающуюся к Христу, подобно тому как она сама неоднократно взывала к Христу в стихах. Иисус заговорил с уроженкой Самарии. На картинах, изображающих Оплакивание, Мадонне обыкновенно принадлежит пассивная роль скорбящей; на рисунке, предназначенном Виттории, Мадонна значительно более энергична, она воздела руки к небесам. На кресте виднеется цитата из дантовского «Рая», своего рода богословская максима, вызывавшая самые жаркие споры и касающаяся искупления: «Не думают, какою куплен кровью / Его посев»[1312].
Сам Христос обрел спасение для тех, кто уверовал. На последнем рисунке из трех Он искупает человечество, Он распят на кресте, но Он не безмолвно страдает, Он не мертв, как зачастую его изображают: словно склонившись к созерцателю и выходя из пространства рисунка, Он возводит очи горе, изогнувшись всем телом: Он деятельно несет те самые спасение и благодать, которого чаяли удостоиться Виттория, Микеланджело и их круг.
В начале сороковых годов XVI века наступил момент, когда многим показалось, что единство Церкви удастся сохранить посредством богословского компромисса[1313]. Среди ведущих итальянских реформаторов важное место занимал Гаспаро Контарини (1483–1542), венецианский аристократ, который, пережив духовный кризис и период отчаяния от того, сколь недостойным и презренным предстает в глазах Господа, пришел к собственной разновидности христианства, весьма напоминавшей доктрину Мартина Лютера о спасении единственно верой, но до Мартина Лютера, в 1511 году. Павел III пожаловал Контарини кардинальский сан. В 1541 году Контарини в качестве папского легата представлял позицию Католической церкви на заседании рейхстага в баварском Регенсбурге, целью которого было преодолеть раскол в христианстве. В результате переговоров по вопросу об оправдании единственно верой был с трудом достигнут компромисс. Впрочем, соглашение быстро утратило силу, поскольку выяснилось, что ни один из воинственно настроенных, непреклонных богословов ни с католической, ни с протестантской стороны этим компромиссом не доволен. Контарини вернулся в Италию и год спустя умер, сломленный и несчастный.
Вдохновленный неудачей Регенсбургского рейхстага, непримиримый «ястреб» кардинал Карафа убедил Павла III создать римскую инквизицию по образцу испанской, чтобы насаждать религиозное единомыслие, и был назначен одним из Великих инквизиторов. Вознамерившись во что бы то ни стало искоренить ересь, Карафа лично оплатил запоры и цепи для новой темницы инквизиции. «Даже если бы еретиком оказался мой собственный отец, – объявил он, – я собрал бы хвороста, дабы сжечь его на костре»[1314]. Разгром еще не достиг своей завершающей фазы, но тень подозрения уже упала на все проявления богословского инакомыслия.