Позицию Микеланджело можно воспринимать двояко. Действительно, он не получал отдельной оплаты за строительство собора Святого Петра. С другой стороны, с 1535 года он имел внушительный доход как живописец, ваятель и зодчий папского двора. Жалованье его составляло сто золотых скудо в месяц. Необходимо оговорить, что иногда его гонорар запаздывал, и лишь половину назначенной суммы он получал наличными: вторая половина складывалась из прибыли от переправы через По и синекуры в Римини. Тем не менее, как указывает специалист по финансам Микеланджело Рэб Хэтфилд, гонорары он получал гигантские, больше, чем Пьеро Содерини на посту гонфалоньера Флоренции, и в двенадцать раз больше, чем жалованье, которое выплачивал Тициану Карл V[1444]. Кроме того, Микеланджело тратил мало, вел весьма скромный образ жизни, а дом свой давным-давно вырвал из рук делла Ровере. Бо́льшую часть денег он вкладывал в недвижимость или прятал в сундук у себя в спальне.

Возможно, в 1555 году кто-то просто решил отнестись к его заявлениям серьезно. Не исключено также, что оба папы, взошедшие на престол этой весной, по рассеянности, по забывчивости не возобновили с ним контракт. В своих дневниках-ricordi Микеланджело мрачно замечает, «папа Карафа» лишил меня годового жалованья в тысячу двести золотых монет, «что положил мне папа Фарнезе»[1445]. Кроме того, в сентябре он потерял доход от синекуры. Следующие пять лет, получив лишь единовременную оплату своих трудов в размере двухсот скудо, он действительно работал бесплатно.

Его не утешал тот факт, что строительство требовало все меньше усилий. Сооружение собора весьма продвинулось в последние годы жизни Павла III и первые годы правления Юлия III. В декабре 1550 и феврале 1552 года Микеланджело устроил большие пиры в ознаменование успешного хода работ. Счета за первое из этих празднеств, на которые были приглашены резчики, каменщики, рабочие, трудившиеся на строительстве, дают определенное представление о том, какой огромный коллектив был у Микеланджело в подчинении: «Сто фунтов колбас, купленных у мясника Нанно», «девяносто фунтов свиного бока», «две бочки вина», «две с половиной дюжины шапочек», – последние, вероятно, задумывались в качестве сувениров, и все приглашенные надевали их во время пира[1446].

Однако затем ход работ замедлился по обычной причине: папа вступил в войну, бесконечно длившуюся в Италии, и папская казна стала стремительно опустошаться. В июне 1555 года очередной эмиссар герцога Козимо, на сей раз камерарий по имени Лионардо да Анкона, прибыл к художнику с целью завлечь его назад во Флоренцию, но Микеланджело, как он объяснил Вазари, намеревался не покидать Рим и продолжать постройку – по крайней мере, пока «не добьется такого ее состояния, чтобы нельзя было ее изменить, придав ей другую форму». «Ведь если я уеду раньше, то окажусь причиной великого крушения, великого позора и великого греха»[1447].