Как и Некрасов, Саня переживал по поводу начавшихся вдруг неприятностей по партийной линии. Я слушал все это со скукой – вольно ж ему было туда лезть. Популярным тогда был анекдот:

– Моисей Семенович, ви вступили в партию?

Моисей Семенович поднимает ногу, осматривает подошву:

– Где?

Но оба с важностью говорили: «Он же вступил в партию под Сталинградом».

Я думаю, что только от Сани Ткаченко Некрасов, живший с уже давно не встающей с кровати и, видимо, давно примирившейся с образом жизни сына матерью Зинаидой Николаевной, в доме, где убирала вечно ворчавшая, но абсолютно преданная Ганя, много лет получал то необходимое каждому, да еще больному, человеку душевное тепло и неподдельную заботу. Я думаю, что Саша Ткаченко искренне любил Виктора Платоновича, Некрасов был и, вероятно, остался единственным и главным человеком в его жизни, и, как бы ни сложилась дальнейшая жизнь Саши, мне искренне его жаль. Впрочем, и Виктор Платонович всегда старался сделать для Саши что-то приятное. Из поездки во Францию привез ему белые экзотические джинсы французских ковбоев (гардьенов), объезжавших диких лошадей в провинции Камарг. Думаю, что Некрасову, впервые попавшему заграницу, было нелегко выполнить Сашину просьбу. Но удалось.

Конечно, я должен был понимать, что Некрасов – запойный пьяница, что он тяжело болен, но я был из московской среды, где многие при встречах пили, до возвращения в Киев почти постоянно выпивал по ночам в нашей студенческой компании, но не умел отличить готовность, желание выпить от хронического алкоголизма.

Мои ежедневные пьянки с Некрасовым прекратились году в 1972-м довольно неожиданным и забавным образом. Прихожу я среди дня летом домой, встречает меня мама, которая с утра куда-то уходила, но, вернувшись, обнаружила возле нашего подъезда целую депутацию в основном среднего возраста киевских евреев, которые хотели с ней поговорить. Выяснилось, что они знали не только где я живу, но и имя и отчество моей матери. Маме начали объяснять: «Ви же интеллигентная женщина, ви же должны понимать, что Виктор Некрасов – великий писатель, и наш долг – его оберегать. Конечно, ему очень забавно слушать рассказы вашего сына, а Сергею хочется выпить за его счет. Но ви же интеллигентная женщина, и мы вам предлагаем: мы каждый месяц будем давать вам деньги, чтобы ваш сын не спаивал Некрасова, а пил у себя дома. Вот вам первый взнос – мы надеемся, этого хватит». Мама депутацию выгнала, денег у них не взяла, а я очень разозлился. Сказал, что зря не взяла у них денег, что было бы некоторой компенсацией, поскольку на самом деле денег у Некрасова никогда не было. Он всегда пил за чужой счет, а со мной – в основном за мой (я все-таки привозил какие-то гонорары из Москвы, а еще продал за пару лет три довольно хорошие картины киевскому коллекционеру Давиду Лазаревичу Сигалову). Ту пенсию, которую получал Некрасов, редкие гонорары и помощь от других писателей он полностью отдавал Гане на содержание квартиры, матери и хоть какую-то еду.