Глава X

День этот был утомителен: чтобы попасть вовремя к обедне, нужно было выехать из Петербурга в 8 с половиной часов, а при большом расстоянии до вокзала и при некоторой доле Eisenbahnfáhren[1448] из дома около 8 с половиной, в полном туалете, в панашах и бриллиантах. Наряжаться в 8 часов утра при свете ламп и очутиться в полутемных улицах в пасмурное, типично ноябрьское утро казалось почти нелепым, но это было обычным прелудием ожидаемого торжества. После обедни, поздравлений с очень длинным стоянием — наконец большой парадный завтрак, после чего, в ожидании вечернего бала, я отправилась к Кутузовым, у которых остановилась в этот день. Обе сестры[1449] были назначены свитскими фрейлинами после смерти их матери[1450], скончавшейся в 1881 году. Моя мать была дружна с ней, как с сестрой, и глубоко чувствовала это расставание, которое оказалось таким непродолжительным, так как уже в ноябре она последовала за нею, и, при сиротстве двух сестер, рекомендовала их Императрице. Назначение их последовало уже после смерти моей матери, но в исполнение ее желания. Они поступили в свою должность только по окончании своего годового траура, так что, когда я была летом в Петергофе, они еще находились в своей деревне, и наше свидание теперь было первым после обоюдной утраты и происшедшей вслед за тем обоюдной перемены образа жизни. Вечером в арсенале состоялся блестящий бал[1451]. Было много приглашенных из города и после бала экстренный поезд, который отвез гостей обратно в Петербург. Я же осталась в Гатчине до следующего утра.

Мои новые обязанности охватили меня со своими разнородными требованиями. Полковые праздники чередовались с представлениями и выездами всякого рода. Я принимала по субботам и составляла списки дам, желающих представиться великой княгине, и приносила эти списки в воскресенье, когда я приезжала к обедне во дворец. После обедни был завтрак, а вслед за тем более или менее длящиеся, но всегда откровенные беседы с великой княгиней и частью мужчин, тогда как остальные курили в княжеском кабинете великого князя. Великая княгиня Ольга Федоровна была удивительно остроумна и наблюдательна; довольно едкий ум ее был причиной, что ее вообще боялись и считали недоброй. Что касается до меня, то в течение всех 9 лет, проведенных мною при ней, я пользовалась самым внимательным отношением к себе, иногда даже и дружеским. Конечно, мы были слишком различны по характеру, чтобы чувствовать между собою настоящее сближение. Ее ум был исключительно обращен на житейские интересы. Она жила внешними фактами, и крупными, и ничтожными, и изрекала об них суждения, часто строгие, еще чаще насмешливые, и умела выразить их в метких и сжатых словах, которые невольно заставляли улыбаться и запечатлевались в памяти.