И вот, наконец, привезли в штрафлагерь. Я был уверен, что меня сразу же впихнут в чистилище, то есть в карцер. В нормальных условиях так бы это и было сделано. Но тут произошло какое-то экстраординарное нарушение священного фашистского статута: вместо заключения в целле вахманы торжественно ведут меня в барак и устраивают на одно из лучших мест.

— Ребята, — говорю я, — что это они такие хорошие, такие ласковые стали? Или это только мне кажется?

— Нет, они и в самом деле теперь прямо-таки шелковые. Порой даже лебезят перед нами. Чуют скорый конец Райша, вот и стараются замолить свои грехи.

Ребята принесли мне американскую листовку. Она на немецком языке. Вот ее содержание: «После объявления Франкфурта-на-Майне зоной смерти началось паническое бегство немцев из этого города и из его окрестностей. Огромные толпы людей движутся по всем дорогам на восток. Наши джебосы (Jabos)[969] непрерывно летают над этими людскими потоками и контролируют движение. Пока самолеты не сбрасывают бомб на беженцев и не обстреливают их из пулеметов».

Это было в ночь с 18 на 19 марта. Меня разбудил то ли немецкий, то ли союзный самолет. Он гудел где-то высоко над головой и долго-долго носился над сонным городом.

Вдруг взрыв, другой, третий. Койка затряслась, ходуном заходил барак. Я быстро оделся и, накинув на голову хольцодеяло, вышел на аппельплац. Поглядел вдаль: город весь обведен гирляндой фонарей, а в центре круга разноцветными огнями играет «елочка».

Ну, Ганава-канава, держись! Наступает твой последний час!

Наш лагерь в стороне от «елочки» и фонарей. Это значит, что ему не угрожает непосредственная опасность. Но рядом проходят автострада и железнодорожная магистраль, недалеко расположены аэродром и боевые склады, казармы и танкодром. Бомбы, адресованные этим объектам, могут вольно или невольно влететь в штрафлагерь.

Где-то совсем рядом взорвалась фугаска. Мощная воздушная волна, чуть не опрокинувшая меня на спину, вырвала из рук хольцодеяло, сорвала с головы берет и повязку. К счастью, они не успели далеко улететь. Не прошло и пяти секунд, как ребята со смехом передали мне по конвейеру все унесенные взрывной волной предметы.

В Ганау ад кромешный. Никогда еще город не испытывал такой страшной бомбежки, хотя во время предыдущих налетов он был разрушен почти на 100 процентов. Бомбы сыпались градом, лились дождем. Феерическое представление, в котором участвовало несколько сот летающих крепостей, длилось около 40 минут[970].

Когда канонада смолкла и страсти утихли, пошли гурьбой в обход по лагерю. Впрочем, достаточно было беглого взгляда, чтобы дать точную оценку результатов бомбежки. Все деревянные бараки разнесены в щепы. Каменный блок пробит насквозь вагонным колесом. При этом тяжело ранен Павло. Других жертв не было, если не говорить о мелких ранениях и контузиях.