Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, когда раздалась громкая команда:

— Антретен![982]

Дрогнула тысячеголовая колонна и, понукаемая окриками конвоиров, двинулась по тополевой аллее.

Какая смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний![983] Всего согнано в колонну не менее 5000 человек. Половину составляют русские, другую — французы, бельгийцы, голландцы, итальянцы, поляки и прочие народы. Преобладают, конечно, военнопленные, но есть и цивильные. На каждую сотню мужчин приходится 3–4 женщины.

Я шагаю в голове колонны. Рядом идет мой «лейб-медик» Рая. Через плечо у нее висит большая кожаная сумка с набором хирургического инструмента, медикаментов и перевязочных средств. Рая ведет меня под руку, так как из‐за большого костного дефекта черепа видит во мне совершенно беспомощное существо, «стеклянного студента»[984].Через 3–4 десятка шагов я начинаю примечать, что роли наши постепенно меняются и Рая все чаще опирается на мою руку.

Между тем затихшая было к ночи канонада возобновилась и усилилась. Англо-американские полевые и дальнобойные орудия без перерыва лупят по мертвому городу Ганау, на руинах которого фрицы расположили свои огневые позиции. Справа и слева от нас на всем пути колонны то и дело вспыхивают костры взрывов. Однако эта бешеная и внешне очень эффектная пальба весьма мало эффективна. Она не причиняет никакого ущерба ни фрицевским позициям, ни растянувшейся на целый километр пленяжьей колонне.

— Эх, горе-артиллеристы! — иронизируют мои товарищи слева. — Бьют-бьют по развалинам, а все без толку. Сюда бы двинуть одну нашу батарею, через полчаса от фрицев только мокренько бы осталось.

Реющий над руинами города американский самолет-корректировщик повисает над колонной.

— Хлопцы, — раздаются голоса, — у кого есть белые тряпки, клади их на голову! Рви подштанники и рубахи. Американцы не будут стрелять в тех, кто накроется чем-нибудь белым.

Кое-кто действительно накрылся белым тряпьем. Однако подавляющее большинство пленяг отнеслось неуважительно к рекомендованному средству противовоздушной обороны. Пошли шутки, насмешки, иронические замечания:

— Вот еще выдумал! Стану я рвать единственные кальсоны.

— Выходит, голову накрой, а дупу открой.

— А мне и рвать-то нечего. Последние подштанники не далее как вчера изорвались в клочья.

— Что ж ты, дурашка, не сберег те лоскуточки? Дал бы кажному по тряпице, гляди, полколонны спас бы от смерти. Слышал ведь, что говорят Мандрыка и прочие мудрецы: рваные кальсоны, если ими правильно пользоваться, лучшее средство ПВО.

Давно и не нами замечено, что трагической маске всегда сопутствует шутовской колпак. Стоит только безглазой махнуть косой, как где-нибудь рядом обязательно прозвенят бубенцы скомороха. Ну как тут не вспомнить гениального Шекспира и не поклониться его удивительному знанию всех антиномий жизни.