Светлый фон

Обучался в аульной школе, в 1868–1872 гг. учился в медресе Баянаула у Камар-ад-дин-хазрета. В 1872–1874 гг. учился в Бухаре в медресе Кокилташ и получил высшее мусульманское духовное образование.

По окончании медресе работал учителем в ауле и занимался публицистикой. Его статьи, очерки, информации периодически печатались в газете «Дала уалаяты» и журнале «Айкап».

В 1887–1890 гг. М. Ж. Копеев совершил поездку в Бухару, Самарканд, Ташкент, Туркестан и другие города Средней Азии, где ознакомился с жизнью, культурой и бытом народов Средней Азии. В это время он познакомился с академиком Василием Васильевичем Радловым (Фридрих Вильгельм Радлов) и под его влиянием собрал и опубликовал множество образцов устного народного творчества казахов.

В 1895 г. М. Ж. Копеев совершил еще одно путешествие в Среднюю Азию. В текстах его рукописей и опубликованных материалов, относящихся к этой поездке, содержатся ценные материалы по древней и средневековой истории Востока, о среднеазиатских правителях, казахских родах и имевшей в прошлом их тесной связи с Мавереннахром, землей обетованной и т. д.

В 1907 г. в Казани в типографии Хусаиновых были изданы поэтические сборники Машхура Жусупа «Опыт, накопленный жизнью», «Положение» и книга прозы «Кому принадлежит Сарыарка». В этих книгах М. Ж. Копеев выразил отрицательное отношение к переселенческой политике царского правительства, изъятию плодородных земель для переселенцев и т. д. Он считал, что казахи многие столетия ценою жизни и крови отстаивавшие свои земли не должны уступать их другим. Автор попал в число политически неблагонадежных и почти весь тираж крамольной литературы изъяли. Конфисковали также подготовленные к переизданию книги и новые материалы. Типография понесла из-за книг М. Ж. Копеева большие убытки, на нее был наложен штраф в 12 000 рублей. К ответственности были привлечены более 10 человек{24}.

Машхур Жусуп Копеев был вынужден временно уехать в Среднюю Азию. После этого его творчество, за редким исключением, представлено рукописями.

 

Установление Советской власти в казахских степях М. Ж. Копеев воспринял, как гнев божий. Последовавшую затем конфискацию байского скота и имущества М. Ж. Копеев, сравнивал со страшным джутом и жестоким бураном, уносящим отары овец и табуны лошадей. Он предвидел явные очертания надвигающейся трагедии 1930 гг. — голода и репрессий. Им овладело уныние и пессимизм выраженное в его последних стихах: Мы говорим, что есть Бог, он един и всемогущ, Эти слова теперь звучат двусмысленно и шатко. Наши убеждения и вера окончательно подорваны, Бог удивил нас не оставив нам выбора в новом деле{24}.