Но с третьим персонажем Светлоокову приходится туго (3/118–124). И не только потому, что ординарец Шестериков глубоко предан генералу, которого он спас от смерти. О выборе фамилии Шестерикова сам Владимов писал:
Я всегда тщательно подбираю фамилии, и Шестериков – едва ли не главное лицо, вокруг которого все и вертится (Платон Каратаев, но только этой войны), – да, конечно, от «шестерки», и это в нем есть, но также и от «шестеренки» – в отлаженном механизме армии, государства, то есть вещи необходимой, без которой никак ничто не вертится (10.09.1985, FSO. АП).
Я всегда тщательно подбираю фамилии, и Шестериков – едва ли не главное лицо, вокруг которого все и вертится (Платон Каратаев, но только этой войны), – да, конечно, от «шестерки», и это в нем есть, но также и от «шестеренки» – в отлаженном механизме армии, государства, то есть вещи необходимой, без которой никак ничто не вертится (10.09.1985, FSO. АП).
Но позднее в письме А.С. Немзеру он корректировал свой замысел:
Зато я Вам благодарен, помимо всего прочего, и за то, что не произвели фамилию «Шестериков» от шестерки. Забыто у нас слово «шестерик» – запряжка лошадей цугом в три пары; так они тащили дорогие кареты дилижансы, но также и тяжелые орудия – даже в Отечественную, когда тягачи увязали в трясине. Мне кажется, что фамилия выбрана верно, поскольку Шестериков соединяет в себе черты и слуги, и воина (25.11.1994, FSO. АП).
Зато я Вам благодарен, помимо всего прочего, и за то, что не произвели фамилию «Шестериков» от шестерки. Забыто у нас слово «шестерик» – запряжка лошадей цугом в три пары; так они тащили дорогие кареты дилижансы, но также и тяжелые орудия – даже в Отечественную, когда тягачи увязали в трясине. Мне кажется, что фамилия выбрана верно, поскольку Шестериков соединяет в себе черты и слуги, и воина (25.11.1994, FSO. АП).
Шестериков – из середняков, и простить или забыть разорения деревни и родной земли он не может. В нем сохранились здравый смысл и крепкая душевная основа, которые оберегают его от подлости. Для него Светлооков не авторитет, как для Сиротина, и не тайна или долгожданное чудо будущей карьеры, как для Донского. Для Шестерикова майор Светлооков – лоботряс и самозванец, который сломал полную смысла, труда и пота жизнь крестьянства. Светлоокову не удается завербовать ординарца, но одну брешь он все-таки пробил: рассказом, как генерал участвовал в коллективизации. В этом и была изначальная трагедия, давшая силу Смершу, его предшественникам и потомкам, – братоубийство Гражданской войны и потом – «перегибы» коллективизации, расколовшие крестьянство и армию на жертв и палачей, сделавшие сотни тысяч соучастниками преступлений. Гражданская война не кончилась для безземельного Шестерикова: