Две молодые женщины выглянули из кабинета напротив сцены.

Сергею стало совсем неловко.

— Не я же один, — тихо промолвил он.

— Извините за беспокойство, но хотелось бы знать, согласны вы с тем, что печатали в газетах?

— Скорее всего, я не всё читал. Но то, что попалось на глаза, крайне слабо. Насчет пах-пах я не спорю, но с описанием жизни тех лет никогда не соглашусь. Тридцать лет назад жизнь была лучше.

— Говоришь — лучше? — отозвался сутулый. — А почему тогда при Сталине и Брежневе народ не возникал, а при Хрущеве как один поднялся?

Сергей Андреевич понемногу распалялся.

— Насчет «как один» вы глубоко заблуждаетесь. А почему при Брежневе и Сталине не выступал, а сопел в тряпочку, и сами можете догадаться.

— Догадаемся, друг залётный, — не унимался сутулый. — Еще доказать надо, был ли ты у атаманского в ту субботу или нет.

— Я ничего доказывать не собираюсь.

— Была команда открыть стрельбу или нет?

— Я стоял в торце здания с восточной стороны и никакой команды не слышал.

— А-а, — сутулый обрадованно простер руки к залу. — Самое безопасное место.

Вертоусов опешил от его наглости.

— Это «безопасное место» исподтишка поливал свинцом автоматчик. И все, кто там находился, подвергались смертельной опасности.

Казаки заволновались.

— Далдонишь одно и то же… Прицепился к человеку…

Сергей Андреевич, коря себя, что затеял спор, потихоньку вышел.

Женщины нагнали его на лестничной площадке. Обе светловолосые, но одна черноокая с ямочками на щеках.