Однажды ты вспомнишь меня, как в далеком детстве; как мальчика, подарившего тебе в день рождения заветную куклу. И я навсегда перекочую в твое детство. Ты же останешься для меня такой, какой я тебя встретил. Ты нужна мне взрослому.

«Мы расстались, но это ничего на значит». Такими ведь были твои последние слова… Ими я и прощаюсь с тобой.

Евгения откинулась на спинку стула, долго сидела. Типовая, стандартных размеров комната, обставленная стандартной низкой мебелью показалась чужой и неприветливой. Чтобы снять непонятное ощущение, вышла в другую комнату, залитую солнцем. Но странное состояние лишь усилилось. Недоумевая, Евгения возвратилась обратно, шире распахнула окно. Пытаясь отвлечься, взяла в руки журнал, рассеянно перелистала и тут же отложила, стараясь не смотреть на стол. Но раскрытая тетрадь неодолимо притягивала.

Догадываясь, отчего с ней такое происходит, Евгения схватила письмо и жадно, стараясь ничего не пропустить, стала перечитывать.

Она помнила, точнее, многое вспомнила из того, что заставила себя забыть, желая избавить свою душу от невыносимо-тягостной муки.

2

В тот ноябрь у отдыхающих санатория «Лазурный берег», где была и Евгения с отцом, не было причин жаловаться на погоду. «Бабье лето», презрев календари, словно навечно укоренилось в маленьком, стиснутом горами и бухтой поселке.

Бухта носила то же название, что и санаторий. Два мыса, похожие на изогнутые клешни краба, придавали ей почти правильную подковообразную форму. Оба резко отличались один от другого. Гористый, на котором стоял маяк, назывался — «Высоким», пологий, более выступающий в море — «Низким». Маяк был первой достопримечательностью поселка. Старожилы уверяли, что ему все двести и он нёс свою службу еще до основания поселка. Вторую строчку в «табеле о рангах» занимали сосны. Густо усеянные шишками, они зеленели на всем протяжении поселкового бульвара, пряно источая запах хвои.

Соснам не угрожали ночные заморозки, из-за чего полностью обнажились другие деревья санаторного парка. Но чаще всего с полуночи поселок окутывал густой туман. С рассвета он медленно поднимался к вершинам гор.

Окна в палате Евгении смотрели на горы, и туман особенно раздражал ее. Впрочем, сколько она находилась в санатории, столько ее раздражало буквально все: и отдыхающие, представленные, как это и положено в «мертвый сезон», в основном пожилой публикой, и уже холодная для купания вода, и отвратительный, по ее мнению, запах йода у моря, и даже обильная, как она считала, пища, хотя врач, обеспокоенный чрезмерным изяществом ее фигуры, советовал не пренебрегать лишним куском.