У Бонапарта глаза налились кровью: ему уже ясно, что Фуше несет околесицу. Этот плут пойман за руку…

– Просто неслыханно, Фуше! Подобное – даже не превышение власти, а прямое предательство интересов страны! – взревел Наполеон. – Вести какие-то сомнительные переговоры с противником, когда мои солдаты проливают кровь на полях сражений… И все это – за спиной своего Государя, который даже не догадывается, какие условия обсуждают незримые переговорщики… Банкир Уврар по моему приказу уже арестован. Что делать с вами – решу в ближайшее время…

– Но, Ваше Величество, банкир Уврар…

– Я больше не желаю слышать этого имени…

– Хотел лишь напомнить, сир, что союз с англичанами для нас был бы чрезвычайно выгоден…

– К черту!

Фуше стало не по себе. Арест Уврара захлопнет над ним крышку гроба. Этот трусливый банкиришка, как пить дать, все разболтает. Министр полиции заерзал на стуле, желая как можно быстрее выскользнуть с министерского заседания: следует во что бы то ни стало опередить молодчиков Савари! Лицо Фуше, всегда такое бледное, сделалось пунцовым. И это не укрылось от взгляда Хозяина.

– Вам плохо, Фуше? – издевательски поинтересовался он.

– Нет-нет, немного жарковато, – быстро ответил тот. – Неплохо бы приоткрыть форточки…

Ну что ж, теперь все ясно, ухмыльнулся про себя Бонапарт, за спиной этого нувориша Уврара торчат уши Фуше. И за это предательство по отношению лично к нему, Наполеону, министр полиции сурово ответит…

Уже на следующий день Император, вызвав канцлера Камбасереса, объявил:

– С сегодняшнего дня министром полиции будет Савари, герцог Ровиго[144]. А этого Фуше ко мне больше не впускать. Подумайте, канцлер, как этому наглецу подсластить пилюлю. Считаю, титул государственного советника его устроит, не правда ли?

– Более чем, – встрепенулся Камбасерес. – А как быть насчет службы?

– Пусть послужит… э-э… послом. Скажем, в Риме…

– Слушаюсь, Ваше Величество! – Откланявшись, канцлер неслышно выскользнул вон.

Вечером того же дня Наполеон написал длинное письмо тому, кого только что прогнал прочь от трона. Император как бы хотел оправдаться за резкость, но изменить что-либо уже было не в его силах.

Много позднее, находясь в ссылке на Святой Елене, Наполеон скажет: «У меня никогда не было сомнений в том, что Талейран не поколебался бы приказать повесить Фуше; но, кто знает, может быть, они пожелали бы идти на виселицу вместе. Епископ хитер как лиса, его же собрат – кровожаден как тигр».