Арно отпер дверь и, выпустив Франка и меня, проследовал за нами. Птицы не пели – они орали как полоумные, но заметить источник громкого чириканья мне так и не удалось.

– Я с собой медаль прихватил, чтобы ее можно было лучше рассмотреть при дневном свете, – сообщает Розенталь, осмелев в достаточной мере. Он что, на полном серьезе решил нам ее продать? – Восемьдесят евро. – Лавочник, опершись спиной на стеклянную дверь магазина, призывно покрутил медалью перед лицом Франка, который тут же отвернулся к витрине, выказывая свое презрение к вещице. Розенталь, как показалось мне, прочитал поведение Никласа иначе: верно, решил, что тот, демонстрируя равнодушие, пытается сбить цену.

Я сажусь на высокий бордюр и уныло рассматриваю брусчатку.

– Могу сделать скидку, так как девушка купила у меня кролика. Предельная цена – семьдесят евро.

– Я покупать это не буду, – хмурится Франк, – даром не возьму.

– Это экстремизм, – напоминаю я Розенталю, который настроился на обработку Франка.

– Не агрессивный экстремизм. Это ваше право купить такую штуку, только носить ее на лацкане пиджака вне дома не советую. Да взгляните же, герр…

– Франк, – говорю, – он герр Франк.

А сама надеюсь, что у Розенталя что-то щелкнет в голове, но нет, Арно, как ополоумевший соловей, начинает щебетать еще громче:

– Он в идеальном состоянии, с лентой, сверкает как! Боже ты мой, я бы сам купил, если бы коллекционировал.

– Я такое не коллекционирую, – спокойно отвечает ему Франк, изучая свое отражение в стекле витрины.

– Есть и другое, – не унимается лавочник, – есть «спешл», но это не быстро. Чтобы найти «спешл», нужно время. И нужен ваш конкретный заказ. К примеру, какая-то военная награда…

– Не нужно, – говорит Франк.

– Но вы же интересовались, – говорит продавец.

– Ну да, – говорю я, – но это просто интерес.

– Ну хорошо. – Розенталь уязвлен и всячески демонстрирует это. – Если вы, герр Франк, купите баварскую кружку, которую смотрели, я могу уронить туда этот крест, прямо в нее, за сорок евро сверху. И точка.

– Интересное предложение, особенно в свете того, что его отец был нацистом, – говорю я, ощущая, как пробуксовывает ситуация вокруг меня. Всё это надо прекратить любым способом. Однако, вопреки моим ожиданиям, лавочник спокоен:

– Можете не говорить мне, я это сразу понял, – отвечает продавец, – вермахт?

– Нет, – отвечаю за Франка.