– Да. – Франк, сидя на корточках, поднимает свою руку вверх, при этом ладонь смотрит на брусчатку, а длинные пальцы устремлены вверх, к небу. Я думаю о том, что это тоже можно было бы прочитать как нацистское приветствие… – Так ты поможешь мне подняться или нет? – интересуется Никлас, чуть озлобившись в своей беспомощности.

Я протягиваю ему руку. Он поднимается и, выпрямившись, добавляет:

– Вообще-то кролики, зайцы, они – спасибо, ох, как больно – опасные животные: выжирают зеленые поля, оставляя после себя голую землю. Такую, какую оставил после себя мой отец, Гитлер, все они. Проще говоря, определенное число зайцев, у которых было вполне достаточно жизненного пространства, вдруг начали убивать других зайцев. Такова была ситуация в Германии…

Я говорю Франку:

– Сдается мне, сами местные не слишком любят этого зайца. Его уменьшенную копию невозможно найти ни в одной сувенирной лавке. Я в свое время пыталась найти – нет, только зайцы Дюрера во всех вариантах: бронза, папье-маше, оттиски…

Никлас в задумчивости раскрывает рот, обнажая два передних своих зуба, вдавленных внутрь, – он тоже неправильный заяц:

– Предлагаю пройтись по лавкам, пока у нас есть время. Я бы тоже посмотрел, чем они тут торгуют.

Франк смотрит на часы – я понимаю: он думает о тюрьме, но времени у нас действительно предостаточно. Эйзенштейн с оператором остаются допивать кофе, а мы с Никласом покидаем их и медленно спускаемся вниз по Альбрехт-Дюрер-штрассе прямо от дома Дюрера.

– Он, конечно, не похож на того… – Франк замирает у первой же витрины, тыча пальцем в стекло: – Но, по-моему, очень даже ничего…

За стеклом – маленький бронзовый заяц, такой, что поместится у вас на ладони, в самом ее центре; заяц, скукожившийся в комок, – он больше похож на кусок бронзы, но под кожей этого зайца ощущается пульсация и напряжение каждого мускула, скованного испугом.

– Как вы его разглядели? – смотрю на Франка, внимательно изучающего витрину со старыми вещами.– Тут и кружки, и какие-то значки, и подернутые паутиной подсвечники. Заяц среди них совершенно не читается.

– Не знаю, – отвечает Никлас, – но знаю, что он довоенный. Как минимум.

– Мне нравится. – Смотрю на зайца и проникаюсь к нему всё большей нежностью, думая о том, как ему будет хорошо и уютно у меня дома на собственной полочке, за стеклом, не витринным, а тем, за которым не собирается пыль. – Надо попробовать его купить.

Я открываю дверь магазинчика. Лавка битком набита старьем, и хотя расположена она на туристической улице, тут полно вещей, интересных не только туристу. Напротив стеклянной двери стоит большой деревянный стол, за которым восседает Карл Маркс, не настоящий, конечно, но очень похожий на Маркса человек: белая пушистая борода, усы, курносый нос. У Маркса скучающий вид, плотное телосложение, и под серым свитером, который весь усеян катышками, заметно очерчено пузо, на котором расплылись два пятна от кофе.