Светлый фон

Впоследствии кто-то всё-таки заметил, что у этих четверых детей никого и ничего нет, что мы не получаем талоны на еду, что всё пропитание мы пытаемся добыть в лесу и в реке. С какого-то времени нам стали помогать, а к младшим приставили няню, которая оказалась самой настоящей садисткой и попросту издевалась надо мной, не знаю, почему именно надо мной. Так прошло несколько месяцев, после чего к нам вернулась наша старая няня.

Когда вырастаешь в такой нищете, становишься ко многому восприимчивым. В книге я описал свои впечатления, свой путь, и это описание мало связано с историей моего отца. Семья не имела никаких финансовых средств, нам негде было жить. Мать после первого ареста отпустили ненадолго. И вот она одна с четырьмя детьми, без образования и без профессии. Ей тридцать один год. Всё конфисковано, ей не разрешается зарабатывать деньги, нам разрешали только менять вещи.

 

Генриетту фон Ширах арестовывали три раза и отпускали – в 1947 году она, наконец, окончательно получила свободу, была приговорена к штрафу в 2000 марок и испытательному сроку длиной в год. Право опеки над четырьмя детьми не получил никто – ни Генриетта, ни брат Генриетты, ни их отец, Генрих Гоффман.

– А что стало с чемоданом с картинами, которые ваш отец получил от своей матери и взял с собой во время побега? – поинтересовалась я.

Рихард отвечал медленно:

– Ну, он его спрятал, а потом сказал матери где. Она разыскала его, открыла, а там внутри… уже ничего ценного и не было. Только какие-то книги.

– Но, если я правильно помню, она всё же продала какую-то картину Ван Гога, кажется, за 30 тысяч марок?

Фон Ширах поморщился:

– Я не хотел бы об этом говорить… Мы никогда не были богаты. Нас, четверых детей, раскидали по интернатам. Повезло, что я и Роберт оказались в Кауфбойрене вместе. Многие думали, что у нас все-таки где-то запрятаны сокровища, и мы, мол, немного погодя будем вести роскошную жизнь. Но это было совсем не так. Я помню, например, что наши няни жаловались, что они могут готовить пищу только из тех продуктов, которые можно было купить на продуктовые карточки. Мой брат Клаус после войны попал в интернат, где положение было не лучше. И один известный мюнхенский портной, сын которого закончил этот интернат, пожелал оказать помощь учебному заведению и подарить костюм самому бедному ученику. В школе долго выясняли, кто же из учеников самый бедный, и в конце концов решили, что это мой брат, потому что у него были только одни брюки и больше ничего; не было родственников, которые бы жили рядом и могли посещать его, отец был в тюрьме, мать всё время занята. Короче, они предложили Клауса фон Шираха. Итак, мой брат получил костюм, сшитый специально на него известным мюнхенским портным. А я в то время играл в театре, меня пригласили играть в одном спектакле из-за красивого голоса. И вот картина: я на сцене, в партере сидит мой брат в новом костюме. Естественно, сразу поползли слухи: вот что значит связи – один одевается с иголочки, другой в театрах играет. Конечно, за этим ничего не стояло, наоборот, это только подчеркивало наше отчаянное положение. Таких ситуаций было множество.