– Не могу. Никто не может. Но бремя существования… даже несознательного… для нее, вероятно, было невыносимо тяжким.

– Теперь мы этого никогда не узнаем.

– Нет.

– Когда ты спросила меня, что я думаю…

– Наверное, я имела в виду… чувствуешь. Что ты чувствуешь.

Он сидел, уставившись на чашку и молочник на низком столике перед собой, наклонив голову и зажав сцепленные пальцы между коленей. Она попыталась вспомнить, как он выглядел, когда был возраста Саймона… и даже младше, чем Саймон, но физически они настолько сильно различались, не считая пренебрежительного жеста, который они оба использовали, и еще того, как они оба были склонны закрываться от окружающих, что это было сложно. Они оба были привлекательными – а Саймон до сих пор оставался таким.

А Ричард? Был ли он привлекательным теперь? Его лицо так долго носило маску сарказма и недовольства, что изменилось до неузнаваемости. Был ли он когда-нибудь нежен? С Мартой. Да, и с Кэт, когда она была маленькой. Но с мальчиками – никогда, и особенно с Саймоном.

– Я чувствую невыносимую боль, – сказал Ричард Серрэйлер. – А еще я испытываю сожаление и горькое, горчайшее чувство беспомощности. Что мы вообще делаем? – Он поднял голову, и она увидела, что в его глазах сверкали слезы. – Что мы делаем, с этой своей медициной и своим неумолимым желанием поддерживать и продлевать жизнь любой ценой? Почему мы настаиваем на том, что абсолютно любая жизнь, любой вздох и проблеск сознания – это нечто единственное и неповторимое, за это стоит бороться? Почему мы не можем отпускать пожилых тогда, когда приходит их время? Как мы называли пневмонию, когда учились? Подружка старика. Но не сейчас. Сейчас так уже не говорят. А ее подружкой пневмония должна была стать уже много лет назад.

«Остановись, – сказала она себе, – остановись сейчас. Уведи разговор в другое русло или вообще переведи тему, встань, выйди из комнаты, иди спать. Не нужно этого делать. Остановись сейчас. Тебе нужно нести это бремя в одиночку. Ты не можешь так поступить».

– Есть кое-что, о чем я должна тебе рассказать, – сказала она.

Тишина в комнате была настолько абсолютной, что она подумала, не перестали ли они оба дышать. Ричард ждал. Прошла, казалось, сотня лет.

– Дерек Викс считает, что последняя легочная инфекция и пневмония обострили врожденную сердечную недостаточность, – наконец сказала она. – Он назвал недостаточность работы сердца причиной смерти. – Она сделала паузу. Ничего. Он никак не отреагировал. – Это, конечно, правда. Это я заставила ее сердце остановиться. Я убила ее.